38. Политика коллективизации в СССР в 30-е годы. (Билет 14)

Началом сплошной коллективизации сельского хозяйства в СССР стал 1929 год. В знаменитой статье И. В. Сталина «Год великого перелома» форсированное колхозное строительство было признано главной задачей, решение которой уже через три года сделает страну «одной из самых хлебных, если не самой хлебной страной в мире». Выбор был сделан — в пользу ликвидации единоличных хозяйств, раскулачивания, разгрома хлебного рынка, фактического огосударствления деревенской экономики. Что стояло за этим решением?
 
  С одной стороны, крепнувшая убежденность в том, что экономика всегда следует за политикой, а политическая целесообразность выше экономических законов. Именно эти выводы сделало руководство ВКП(б) из опыта разрешения хлебозаготовительных кризисов 1926—1929 гг. Сущность кризиса хлебозаготовок состояла в том, что крестьяне-единоличники снижали поставки зерна государству и срывали намеченные показатели: твердые закупочные цены были слишком низки, а систематические нападки на «деревенских мироедов» не располагали к расширению посевных площадей, повышению урожайности. Экономические по характеру проблемы партия и государство оценивали как политические. Соответствующими были предложенные решения: запрет свободной торговли хлебом, конфискация зерновых запасов, возбуждение бедноты против зажиточной части деревни. Результаты убеждали в эффективности насильственных мер.
 
  С другой стороны, требовала колоссальных капиталовложений начавшаяся форсированная индустриализация. Главным их источником была признана деревня, которая должна была, по замыслу разработчиков новой генеральной линии, бесперебойно снабжать промышленность сырьем, а города — практически бесплатным продовольствием.
 
  Политика коллективизации проводилась по двум основным направлениям: объединение единоличных хозяйств в колхозы и раскулачивание.
 
  Основной формой объединения единоличных хозяйств были признаны колхозы. В них обобществлялись земля, крупный скот, инвентарь. В постановлении ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. устанавливались поистине стремительные темпы коллективизации: в ключевых производящих зерно регионах (Поволжье, Северный Кавказ) она должна была завершиться в течение одного года; на Украине, в черноземных областях России, в Казахстане — в течение двух лет; в остальных районах — в течение трех лет. Для ускорения коллективизации в деревню были направлены «грамотные в идейном отношении» городские рабочие (сначала 25 тыс., а затем еще 35 тыс. человек). Колебания, сомнения, душевные метания крестьян-единоличников, в массе своей привязанных к собственному хозяйству, к земле, к скоту («...остался в прошлом я одной ногою, скольжу и падаю другою», — писал по другому поводу Сергей Есенин), преодолевались просто — силой. Карательные органы лишали упорствовавших избирательных прав, конфисковывали имущество, запугивали, сажали под арест.
 
  Параллельно коллективизации шла кампания раскулачивания, ликвидации кулачества как класса. На этот счет была принята секретная директива, по которой все кулачество (кого понимать под кулаком, в ней четко не определялось) делилось на три категории: участников антисоветских движений; зажиточных хозяев, имевших влияние на соседей; всех остальных. Первые подлежали аресту и передаче в руки ОГПУ; вторые — выселению в отдаленные области Урала, Казахстана, Сибири вместе с семьями; третьи — переселению на худшие земли в том же районе. Земля, имущество, денежные накопления кулаков подлежали конфискации. Трагизм ситуации усугублялся тем, что по всем категориям были установлены твердые задания для каждого региона, которые превышали реальную численность зажиточного крестьянства. Были еще так называемые подкулачники, «пособники врагов-мироедов» («...самого ободранного батрака вполне можно зачислить в подкулачники», — свидетельствует А. И. Солженицын). По данным историков, зажиточных хозяйств накануне коллективизации было около 3%; раскулачиванию подлежали в некоторых районах до 10— 15% единоличных хозяйств. Аресты, расстрелы, переселения в отдаленные районы — весь набор репрессивных средств был использован при проведении раскулачивания, которое коснулось не менее 1 млн хозяйств (средняя численность семей — 7—8 человек).
 
  Ответом стали массовые волнения, убой скота, скрытое и явное сопротивление. Государству пришлось временно отступить: статья Сталина «Головокружение от успехов» (весна 1930) ответственность за насилие и принуждение возложила на местные власти. Начался обратный процесс, миллионы крестьян вышли из колхозов. Но уже с осени 1930 г. нажим вновь усилился. В 1932— 1933 гг. в самые хлебные районы страны, прежде всего на Украину, Ставрополье, Северный Кавказ пришел голод. По самым осторожным подсчетам, голодной смертью умерло более 3 млн человек (по другим данным, до 8 млн). При этом неуклонно росли и экспорт зерна из страны, и объемы государственных поставок. К 1933 г. в колхозах состояло более 60% крестьян, к 1937 г. — около 93%. Коллективизация была объявлена завершенной.
 
  Каковы ее итоги? Статистика свидетельствует о том, что она нанесла невосполнимый урон аграрной экономике (сокращение производства зерна, поголовья скота, урожайности, посевных площадей и пр.). Вместе с тем государственные заготовки зерна выросли в 2 раза, размеры налогов с колхозов — в 3,5 раза. За этим очевидным противоречием стояла подлинная трагедия российского крестьянства. Конечно, крупные, технические оснащенные хозяйства имели известные преимущества. Но главным было не это. Колхозы, формально остававшиеся добровольными кооперативными объединениями, на деле превратились в разновидность государственных предприятий, имевших жесткие плановые задания и подлежавших директивному управлению. При проведении паспортной реформы колхозники паспортов не получили: фактически их прикрепили к колхозу и лишили свободы передвижения. Промышленность росла за счет сельского хозяйства. Коллективизация превратила колхозы в надежных и безропотных поставщиков сырья, продовольствия, капиталов, рабочей силы. Более того, она уничтожила целый социальный слой крестьян-единоличников с его культурой, нравственными ценностями, устоями. Ему на смену пришел новый класс — колхозное крестьянство.