Author Archive > admin

Психодинамическая традиция. Помимо институциональной и психометрической традиций на развитие клинической психологии оказала значительное влияние и «динамическая традиция в психологии», основывающаяся на концепции «психодинамизма». Хотя «психодинамизм» трудно определить как последовательную точку зрения, одно в этой концепции признается всеми ее сторонниками - центральная роль понятия «мотивации». Большое число мотивационных факторов — осознанных и неосознанных желаний, стремлений, тенденций, комплексов, чувств разочарования, отчаяния, тревоги и т. д. — рассматривается как главная причина тех или иных особенностей поведения в норме и патологии.

Динамическая традиция в психологии связана, прежде всего, с именами членов так называемой “Бостонской группы” (США), которая провозгласила “новую психологию,” – William James, G. Stanley Hall, в Европе - с именами Wilhelm Wundt (Германия), Sigmund Freud (Австрия), Кarl G. Yung (Швейцария), Pjier Jane (Франция), Н. Н.Ланге, В. М.Бехтерев (Россия).

Влияние Вильяма Джемса оказывалось через его «Принципы психологии» („Principles of Psychology“,1890). Термин «динамическая» Джемс употребил, чтобы показать отличие его точки зрения на предмет психологии от структуралистского подхода Титченера. Как справедливо отмечает Р. Уотсон, влияние Джемса на клиническую психологию шло не через конкретные его работы в этой области, а через плодотворность (и противоречивость) характера его мышления, через «защиту нерегламентированных идей», (Watson, 1953, 325). Правда, к более конкретным заслугам В. Джемса перед клинической психологией следует отнести его поддержку Клиффорда Бирcа (Clifford. W.Beers), чья книга „A Mind that found itself“ («Сознание, которое нашло самое себя») (1908) очень сильно повлияла на будущее развитие психогигиенического движения (mental hygiene movement).

Слайд 21. Решающее влияние на развитие клинической психологии оказали идеи Зигмунда Фрейда (Sigmund Freud , 1856-1939), благодаря которым она вышла далеко за рамки первых клиник. Хотя работа Фрейда в области психоанализа изумила и возмутила «истеблишмент» психологии и американскую публику (после его лекций в 1909 году), его идеи дали клиническим психологам первые приемы психоаналитической терапии.

Поэтому вполне справедливо мнение о Зигмунде Фрейде как о втором отце клинической психологии. Изначально, как и Крепелин, естественно-научно ориентированный, он развил психоанализом комплексное учение о расстройствах и терапии, а также феноменолого-герменивтическую исследовательскую перспективу. Начиная с «Исследований истерии» (1895, совместно с Брейером), Фрейд предложил психогенетическую теорию невротических расстройств, которая оказала влияние одновременно на диагностические и клинико-психологические подходы и сформировала самостоятельный психологический фундаментальный подход. «Основополагающие положения психоанализа стали для нас настолько само собой разумеющимся, что мы позабыли почти их психоаналитическое происхождение (Pongratz, 1977, 32): к ним, например, можно отнести значение социокультурного влияния и психогенетическую перспективу возникновения психических расстройств, а также введение беседы как средства психотерапии и подчеркивание фундаментального значения для терапевтических изменений психотерапевт-клиент отношений».

Нельзя недооценивать и косвенного влияния психоанализа, поскольку большинство клинико-психологических подходов возникли и были разработаны в противопоставлении и отграничении от психоанализа, как, например, клиент-центрированная терапия Роджерса, поведенческая терапия, гешталь-терапия и семейная терапия.

Пытаясь из разрозненных наблюдений и гипотез построить целостную картину невротического заболевания, Фрейд вспомнил случай, рассказанный Брейером и впоследствии ставший широко известным как «случай Анны О.». Пациенткой Брейера (установлено, что ее подлинное имя — Берта Паппенгейм) была молодая женщина, страдавшая расстройством мышления и речи, нервным кашлем и параличом ног. С помощью гипноза Брейеру удалось добиться воспроизведения больной тревоживших ее образов и фантазий. Оказалось, что травмировавшие ее психику переживания были связаны с болезнью и смертью отца. По мере того как пациентка заново переживала травмировавшую ее ситуацию, болезненные симптомы постепенно исчезали. На этом основании Брейер сделал вывод, что болезненный симптом является заменителем подавленного импульса. Суть предложенного им нового метода лечения истерии, названного катарсическим (от гр. «катарсие» — очищение), состояла в том, чтобы заставить больного вспомнить, осознать и тем самым разрядить подавленный психический импульс.

Фрейд решил проверить этот метод и вскоре уже мог привести несколько аналогичных случаев из собственной практики. В 1895 г., обобщив накопленный опыт, Брейер и Фрейд опубликовали совместную работу «Этюды по истерии» (в русском издании «Очерки истерии»). Книга вышла тиражом всего 800 экземпляров и не привлекла внимания специалистов, хотя в ней впервые была предпринята попытка установить связи неврозов с неудовлетворенными влечениями. В дальнейшем из-за разногласий соавторов по поводу механизмов истерии, роли сексуального фактора и по другим причинам произошел разрыв их почти пятнадцатилетней дружбы.

Последующий этап научной деятельности Фрейда проходил, по его собственному признанию, «в блестящей изоляции». Коллеги фактически бойкотировали его, поскольку развиваемая им теория сексуальности слишком далеко выходила за рамки привычных воззрений. Но именно в этот период были разработаны основные положения психоанализа — новаторского учения, перевернувшего традиционные представления о душевной жизни.

Понятие «психоанализ» Фрейд впервые употребил в 1896 г. в докладе «Этиология истерии». Первоначально он называл так метод терапии, направленный на выявление скрытых причин психических отклонений. Позднее так стали называть всю систему теоретических воззрений Фрейда.

Пытаясь раскрыть механизмы возникновения неврозов, Фрейд обратил внимание на болезненные последствия неудовлетворенных влечений и не отреагированных эмоций. Эти разрывающие единство сознания стремления и аффекты, о существовании которых сам больной и не подозревал, были восприняты Фрейдом как главное свидетельство существования бессознательного — столь же и даже более влиятельной сферы психики, сколь и сознание. Поскольку содержанием бессознательного в большинстве случаев оказывалось нечто неприятное для больного, неприемлемое с точки зрения социальных и нравственных норм, Фрейд предположил, что бессознательный характер этих психических сил обусловлен особым защитным механизмом, получившим название «вытеснение».

Согласно Фрейду, механизм вытеснения подобно плотине ограждает сознание от потрясений, вызванных столкновениями с тягостными воспоминаниями, недопустимыми влечениями и импульсами. Но и в бессознательном состоянии эти влечения сохраняют заряд психической энергии и потому могут прорываться в виде патологических симптомов. Таким образом, на первом этапе развития теории психоанализа бессознательное представлялось как тождественное вытесненному. По мере развития психоанализа представления Фрейда о бессознательном уточнялись и усложнялись. Из случайного чужеродного фактора бессознательное превратилось в неотъемлемую часть психического аппарата всякого человека. Бессознательное — это кипящий котел страстей и инстинктов, рвущихся наружу с целью получения разрядки. В замаскированном виде бессознательное обнаруживает себя то в патологических симптомах, то в таких проявлениях обыденной жизни, как сновидения, шутки, обмолвки и т. п., то в преобразован- ном творческом виде «как культурные, художественные и социальные ценности человеческого духа».

Еще в 1897 г. Фрейд приступил к систематическому самоанализу сновидений и принял решение написать работу о снах и сновидениях. Книга «Толкование сновидений» увидела свет в 1900 г. Публикация этой работы не вызвала интереса в научных кругах (тираж 600 экземпляров был распродан за 8 лет; ныне столько же экземпляров этой книги продается в США и Европе ежемесячно). Но сам Фрейд считал ее «поворотным пунктом».

В 1898 г. Фрейд начал разработку проблемы юмора, которую исследовал на основе собственной коллекции еврейских анекдотов. Впоследствии результаты его изысканий воплотились в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905).

В 1901 г. Фрейд опубликовал книгу «Психопатология обыденной жизни» — наиболее популярную и известную работу по психоанализу. В ней на основе теории вытеснения он показал, что неосознаваемые мотивы обусловливают поведение человека в норме и патологии, а различного рода ошибочные действия (оговорки, описки, забывание имен и названий и т. п.) свидетельствуют о наличии бессознательных мотивов и могут быть использованы в целях диагностики и терапии.

В 1902 г. Фрейду было присвоено звание профессора. В том же году, стремясь преодолеть бойкот и изоляцию, он организовал «Общество психологических сред», призванное обеспечить обмен идеями и консолидацию сторонников психоанализа. Первоначально это был дискуссионный кружок, который лишь через несколько лет обрел статус научного общества. В 1903 г. у Фрейда, наконец, появились первые ученики — Пауль Федерн, Вильгельм Штекель и др., которые сыграли значительную роль в исторической судьбе психоанализа. В 1904 г. идеи Фрейда привлекли внимание группы швейцарских психиатров: Э. Блейлера, М. Эйтингона, К. Абрахама, К. Г. Юнга, — которые обратились к ним как к перспективному учению и психотерапевтическому методу, В 1907 г. состоялись первые встречи Фрейда со швейцарскими коллегами, положившие начало слиянию венской и цюрихской школ психоанализа. В 1908 г. в Зальцбурге состоялся I Международный психоаналитический конгресс, объединивший сторонников психоанализа. В 1909 г. начал выходить первый психоаналитический журнал. Его издателями выступали Блейлер и Фрейд, редактором — Юнг.

В том же году по случаю двадцатилетнего юбилеем Университета Кларка в Вустере (штат Массачусетс, США) Фрейд был приглашен его президентом Стэнли Холлом принять участие в торжествах и прочитать ряд лекций. Вместе с ним в Америку отправился Карл Юнг и Шандор Ференци. Трое путешественников прибыли в Нью-Йорк в воскресенье 27 сентября 1909 г. Ступив на американскую землю, Фрейд произнес знаменитую фразу: «Они и не подозревают, что я привез им чуму!»

В Вустере Фрейд прочитал на немецком языке пять лекций перед аудиторией, которая слушала его очень внимательно, несмотря на то, что многие были разочарованы отсутствием пикантных откровений на сексуальную тему. В лекциях Фрейд кратко обрисовал историю происхождения психоанализа, основные результаты исследований сновидений, остроумия и ошибочных действий, теорию сексуальности и психотерапевтические методы. Текст лекций был опубликован год спустя в Американском психологическом журнале».

Обнадеживающей была и встреча с Уильямом Джемсом, который произвел на Фрейда большое впечатление и который вместо прощания сказал ему: «Будущее психологии зависит от вашей работы» ( ). Университет Кларка присвоил Фрейду звание почетного доктора, что глубоко тронуло его, поскольку явилось первым официальным признанием его работы.

Последующие годы характеризовались противоречивыми тенденциями. Консолидации психоаналитического сообщества сопутствовали начавшиеся распри, приведшие к отходу от психоанализа некоторых недавних сподвижников Фрейда. В 1911 г. последовал разрыв с А. Адлером, который Фрейд очень болезненно переживал. Вскоре ряды психоаналитического движения покинул Юнг. Теоретические расхождения и впоследствии порождали постоянные противоречия в стане психоаналитиков.

Фрейду и самому приходилось вносить коррективы в свою теорию. События Первой мировой войны продемонстрировали ограниченность объяснительных принципов психоанализа. Военные, вернувшиеся из окопов, терзались совсем иными переживаниями, чем венские буржуа конца XIX в. Фиксация новых пациентов Фрейда на психических травмах, связанных с тем, что им пришлось заглянуть в глаза смерти, послужила основанием версии об особом влечении, не менее сильном, чем сексуальное, — влечении к смерти. Это влечение | Фрейд обозначил древнегреческим понятием Танатос — как антипод Эросу — силе любви.

Наряду с социальными обстоятельствами у Фрейда имелись и личные мотивы обращения к этой проблеме. Страстный курильщик, выкуривавший до 20 сигар в день, он был поражен раком гортани. Но, мужественно перенося одну операцию за другой, он продолжал упорно работать. Его идеи обретали все большее признание, к ним с интересом относились многие выдающиеся деятели культуры, с которыми Фрейд часто встречался, вел оживленную переписку.

После прихода в Германии в 1933 г. к власти нацистов началось свертывание психоаналитического движения в Европе. Во время печально известного книжного аутодафе в Берлине труды Фрейда как «еврейская порнография» были подвергнуты публичному сожжению «во имя благородства человечества». Получив известие об этом, он горько пошутил о прогрессе человечества:

«В прежние времена они сожгли бы меня, а теперь сжигают лишь мои книги». Впрочем, там, где жгут книги, как правило, кончают тем, что сжигают людей. Именно такая судьба постигла впоследствии сестер Фрейда.

В первый же день после присоединения Австрии к нацистской Германии Фрейд был заключен под домашний арест, его квартира подвергнута обыску, а дочь Анна вызвана на допрос в гестапо. Казалось, судьба ученого предрешена. Однако стараниями влиятельных последователей после уплаты выкупа в 100 000 австрийских шиллингов Фрейду вместе с женой и дочерью Анной было разрешено покинуть Австрию. Семья обосновалась в Лондоне, где, несмотря на прогрессировавшую болезнь, Фрейд продолжал напряженно работать, встречался с деятелями науки и искусства, в частности с Сальвадором Дали. Однако мучения становились нестерпимыми. 23 сентября 1939 г. личный врач Фрейда Макс Шур по его просьбе оборвал его страдания двумя отравляющими уколами. Концепция Фрейда по сей день вызывает противоречивые суждения и оценки. Однако не подлежит сомнению та исключительная роль, которую венский мыслитель сыграл в становлении наук о человеке, в том числе и в клиническую психологию.

Несмотря на всю критику в свой адрес, недостаток научной строгости и некоторую методологическую слабость, фрейдовский психоанализ продолжает оставаться влиятельной силой в современной психологии. В 1929 году Е. Дж. Боринг писал в своем учебнике под названием «История экспериментальной психологии» (A History Of Experimental PsyCHology), что психология не может выставить ни одного мыслителя ранга Дарвина или Гельмгольца. Двадцать один год спустя, во втором издании того же учебника, он пересмотрел свое мнение. Характеризуя произошедшие за это время в психологии события, с чувством неприкрытого восхищения Фрейдом, он пишет: «Теперь мы с уверенностью можем оценить его как величайшего новатора, подлинного проводника духа времени, сумевшего достроить здание психологии, введя в нее принцип бессознательного... Вряд ли кому в течение, по крайней мере, последующих трех столетий удастся написать историю психологии без упоминания имени Фрейда. А это и есть подлинный критерий величия: посмертная слава» (Boring. 1950, 743, 707.)

Слайд 22. В интеллектуальной истории взрыв, произведенный Фрейдом, может быть сравним лишь с открытиями Дарвина, сделанными несколькими поколениями раньше. Интеллектуальный воздух, которым мы дышим, насыщен категориями учения Фрейда.

Поль Розен

Психоанализ, представляемый в качестве нового метода лечения некоторых неврозов, на самом деле лишь опошляет, унижает, разрушает. Бессознательное являет собой лишь поле руин, где откладываются все нечистоты разума. Такова доктрина еврея Фрейда, которая может быть принята лишь нацией ненормальных и произвести фурор только в обществе, где все помыслы разума угасли и жизнь разворачивается между двумя полюсами: от борделя до дома умалишенных, проходя через биржу.

Альфонсо Петруччи

Зигмунд Фрейд – великий подвиг одного, отдельного человека - сделал человечество более сознательным; я говорю более сознательным, а не более счастливым. Он углубил картину мира для целого поколения; я говорю углубил, а не украсил. Ибо радикальное никогда не дает счастья, оно несет с собою только определенность. Но в задачу науки не входит убаюкивать вечно младенческое человеческое сердце все новыми и новыми грезами; ее назначение в том, чтобы научать людей ходить по жесткой нашей земле прямо и с поднятой головою.

Стефан Цвейг

Таковы лишь некоторые из множества противоречивых суждений и оценок, которых удостоился психоанализ и его создатель — Зигмунд Фрейд. Однако сам пафос полемики вокруг имени Фрейда, не стихающей и по сей день, свидетельствует о том, что из всех психологов именно Фрейду принадлежит определяющее влияние на общественное сознание нашей эпохи. Несомненны заслуги Фрейда в развитии и психоинтервенционной традиции в клинической психологии, о которой мы будем говорить ниже, поскольку его психоанализ – это и психотерапия.

Поведенческая модель. Поведенческая терапия за довольно короткое время заняла значительное место, как в научном исследовании, так и в клинической практике. В то время как понятие поведенческая терапия впервые вошло в общедоступную литературу благодаря Айзенку, Вольпе и др., сегодня число исследований в этой области вряд ли поддается обозрению. Поведенческая терапия, по мнению многих специалистов, сегодня, несомненно, является доминирующим подходом в англо-американской и в немецко-говорящей клинической психологии. Быстрое развитие произошло одновременно в разных областях. Были созданы многочисленные терапевтические методы, разработаны исследовательские стратегии, открыты сферы применения, введены диагностические и технические средства помощи, а также разработана теоретико-поведенческая модель психических расстройств. Под обозначением «поведенческая терапия», с одной стороны, понимается в узком смысле психотерапевтические приемы, с другой – в широком смысле - это общая клинико-психологическая теоретико-поведенческая модель. Поскольку теоретико-поведенческая модель включает в себя большое число подходов, предложенных различными лицами, то иногда говорят во множественном числе о «поведенческих терапиях».

Основные допущения. Характерными признаками теоретико-поведенческой модели являются: ориентация на понятие поведение, функциональный анализ условий, обоснование теоретических оснований и оснований применения, а также концепции расстройства.

Понятие поведения. Прежде всего, ранняя поведенческая терапия пыталась самостоятельно концентрироваться прямо на наблюдаемом «открытом» поведении клиента. Это было методологически обоснованно, поскольку психические процессы нужно было понять как можно более однозначно, что облегчало их описание, объективирование и валидизацию как переживания человека. Теоретико-поведенческие концепции характеризуются сильным старанием описать психические расстройства и терапевтические процессы как можно точно в их проявлениях, в их динамике в связи с обстоятельствами, в которых они имеют место (дескриптивный анализ), и они характеризуются от осторожной до скептической позицией относительно объяснимости и проникновения во внутренние состояния и процессы. Этот Методологический бихевиоризм Следует отграничить от позиции Аналитического бихевиоризма, Согласно которой все субъективные процессы и качеством, и количеством имеют эквиваленты в наблюдаемом поведении и поэтому могут быть поняты объективно. В связи с необоснованностью аналитико-бихевиоральной позиции сегодня, по сути, сохраняется лишь методологическая позиция. Тем не менее, все еще можно заметить следы аналитического бихевиоризма, например, когда диагностика опирается преимущественно на наблюдаемое поведение (что слышится в выражении «поведенческий анализ»), но оцениваются внутренние процессы, или когда пытаются добиться терапевтических изменений сначала через влияние на поведение.

С понятием поведения тесно связан ориентир на телесные условия и процессы. Это имеет, прежде всего, три последствия: во-первых, телесные реакции (например, психофизиологические или психовегетативные реакции при страхах) рассматриваются как существенная часть поведения, которая учитывается при описании, объяснении и терапии психических расстройств; во-вторых, соматические факторы рассматриваются как существенные предпосылки и детерминанты поведения (например, преходящие или длительные состояния истощения, заболевания, телесная конституция, дефекты, а также вообще неврологические, физиологические, эндокринологические и т. д. особенности человека); в-третьих, привлекаются для объяснения поведения человека также поведенческо-биологические знания (например, из эволюционной теории, сравнительного исследования поведения – от этологии до экспериментальных исследований животных). Плодотворными являются такие этологические исследования при выяснении вопроса, почему люди реагируют на определенные ключевые стимулы страхами, навязчивостями или социальным бегством. Тем самым теоретико-поведенческая модель является той из клинико-психологических программ исследования, которая сильнее всего учитывает биологические и соматические факторы.

Функциональный анализ условий. Почему кто-то испытывает страх перед экзаменами, и почему он или она не избавляется от этого страха, находит свое объяснение в рамках теоретико-поведенческой модели через точное наблюдение и анализ функциональных условий. Другими словами, осуществляется поиск закономерных «если…тогда»-взаимосвязей с учетом того, что человеческое поведение находится в функциональной взаимосвязи со средой, т. е. находится под влиянием условий среды. При этом анализе значительную роль играет то, а именно какие события поведению предшествовали и какие за поведением следовали (антецедентные и сукцедентные условия). Допускается, что благодаря анализу этих событие-поведение секвециям может быть объяснено поведение человека, а также его мотивы, атрибуции и т. д.

Встречное базисное и теоретическое и прикладное обоснование и эмпирическая проверка. В ее историческом развитии поведенческая терапия является, прежде всего, клинико-психологическим применением теорий научения. Она была определена, например, как «попытка изменения способов поведения и эмоций человека в процессе терапии с использованием законов современной теории научения» (Eysenck, 1964, 1). И автор имел в виду под «современной теорией научения» именно принципы классического и оперантного обусловливания.

Основателями этого основополагающего ориентира считаются поэтому, прежде всего, русские ученые И. П.Павлов (1849-1936) и В. М.Бехтерев (1857-1925), а также американцы Дон Уотсон (1878-1958) и Буррус Скиннер (1904-1990). Принципиально новым в этой концепции было то, что впервые была предпринята попытка применить психологическую базовую теорию к описанию, объяснению и терапии психических расстройств. Эта базовая ориентация на обоснование клинико-психологической практики посредством психологических теорий характеризует эту модель и сегодня, правда с тремя расширениями:

- Во-первых, теоретико-поведенческая модель опирается не только на теории научения, но и на целый ряд других теорий, прежде всего, например, когнитивных и интерперсональных (теории социального научения, атрибуции, переработки информации, самореализации и т. д.).

- Во-вторых, для исследовательских программ характерна эмпирическая ориентация, т. е. эмпирическая реальная достоверность моделей расстройств и терапии считаются важным масштабом и коррективом для научного и практического развития. Обосновать эмпирически – является важным компонентом при этом теоретико-поведенческого моделеобразования, включая теоретические объяснения, технологические обоснования и прогнозы, вплоть до оценки терапевтических программ в практике. Решающим оценочным фактором клинико-психологической практики всегда является при этом результаты эмпирической экспертизы.

-В-третьих, клиническая практика тоже может развивать самостоятельные принципы и технологии и предоставлять теории ценные импульсы. Тем самым в обоснование практики делают вклад не только психологические базовые теории, но и сама практика существенно способствует развитию теорий. Это справедливо особенно для развития специфических моделей расстройств и терапевтических программ. Тем самым в теоретико-поведенческих исследовательских программах твердо укоренился обмен между психологическими базовыми теориями и прикладными теориями.

Концепция расстройства. Теоретико-поведенческая концепция расстройства исходит из того, что расстройства проявляют себя в замечаемом со стороны поведении, различия между лежащим в основании заболеванием и симптоматикой не рассматриваются. Поскольку поведение всегда рассматривается во взаимосвязи с окружающей средой (см. функциональный анализ условий), то предпринимается попытка проблематичное поведение человека рассматривать во взаимосвязи с историей научения и выявлять запускающие и удерживающие проблему условия. При этом пытаются установить способности и умения человека, чтобы использовать его сильные стороны в научении, знаниях и поведении. Имеющие место дефициты устраняются посредством целенаправленного тренинга, например, посредством упражнений социальных и коммуникативных умений и навыков у лиц с социальными страхами, психическими /интеллектуальными проблемами или при реабилитации бывших шизофренических пациентов. Терапия в данном случае ориентирована – в отличие от психоаналитической или гуманистической терапий – в редких случаях на личность, но, как правило, на «поведение в ситуациях», на социальный и жизненный контекст клиента (например, на интеракцию с другими людьми, на профессиональную или семейную жизненную ситуацию) или может даже концентрироваться на формирование среды (например, тренинг родительский или близких, коррекция профессиональной ситуации).

Антропологические допущения. Теоретико-поведенческий подход исходит из индивидуум-среда-отношений, при котором поведение по существу проявляет себя как функция средовых условий, в то время как активное влияние личности на ее среду практически не учитывается. Бандура (1986) характеризует это представление как «монодирективный детерминизм». Человеческое поведение односторонне направляется средовыми условиями. Соответственно, антропологические представления этой концепции ближе «модели робота», чем «модели пилота»: человек реагирует на силы среды, вместо того, чтобы активно формировать свою среду согласно своим целям и представлениям, человеческое поведение представляет собой «ответ» на стимулы и последствия. Исторически это можно понять как ответную реакцию, правда, тоже как крайность, на психоаналитические представления. Последние игнорируют влияние актуальных условий жизненного контекста и вместо этого акцентируют внимание на детерминации человеческого поведения внутренними побудительными силами. Как в теоретико-поведенческой, так и в психоаналитической модели слишком слабо учитывается самоопределение человека, которое в «пилот-моделях» занимают центральное место. В них исходят из того, что человек решает, какое поведение он реализует, с какими ситуациями он хочет встретиться и как активно будет влиять на среду.

Методология. Методологически теоретико-поведенческая модель в первую очередь ориентирована на эксперимент, благодаря которому и возможно причинное объяснение взаимосвязей. Крайняя позиция некоторых сторонников этой модели состоит в том, что соответствующие знания дает только эксперимент, что и терапия в каждом конкретном случае тоже должна рассматриваться как эксперимент: гипотеза на диагностической фазе, планомерная интервенция и оценка эффекта, верифицирующих или нет начальные предположения.

Трудности, прежде всего, в том, что исследование и терапия преследуют разные цели. Первый – получение новых знаний, которые строятся уже на известных знаниях, и которые приобретаются через варьирование и контроль за условиями. Терапия, напротив, во всех этих возможностях очень ограничена.

Методологическая позиция позволила даже пытаться перенести результаты экспериментов на животных в область терапии человека, например, результаты экспериментов Вольпе с кошками («невротические расстройства»).

Эти и другие ограничения экспериментального исследования в клинической психологии привели к тому, что, исходя из его объяснительного потенциала, оно остается желательными, но, тем не менее, часто должно быть заменено другими эмпирическими источниками познания.

К дискуссии. Уже в конце 60-х годов поведенческие терапевты в большинстве своем оставили радикальные поведенческие позиции, но первоначальное обоснование поведенческой терапии теориями научения упрямо держится до сегодняшнего дня. Против теоретической ориентации ранней поведенческой терапии, основанной на обуславливании, говорит, прежде всего, то, что множество различных процессов научения не позволяют так просто их редуцировать лишь к двум простейшим формам научения. К тому же проблематичной является и возможность перенесения элементарных определений «стимулов» и «реакций», которые частенько апробированы в экспериментах с животными, на сложные структуры человеческих психических процессов.

Противоречивость бихевиорального объяснительного подхода проявляет себя особенно при том бихевиорально-терапевтическом подходе, который оперирует концепцией самоконтроля: самоконтроль необходим при таких психических проблемах, которые «обладают самоподкрепляющим потенциалом», например, при зависимом поведении (злоупотреблении алкоголем, наркотиками, лекарствами, едой, курением и т. д.) и при выраженном поведении избегания (страх и, прежде всего, фобии). Программы самоконтроля исходят из того предположения, что человек намеренно и планомерно ориентирует свое поведение на представления цели и в смысле этих представлений может его изменять. При этом процессы самонаблюдения, самооценки и самоусиления играют центральную роль во внутренней регуляции собственного поведения. Лишь реконструкция этих подходов на основе эпистомологической модели субъекта (субъектной модели) может объяснить противоречия, которые рождают программы самоконтроля внутри теоретико-поведенческой модели.

В своей емкой книге о принципах поведенческой модификации Бандура (1969, 63) выступает, как против бихевиоральной, так и против психоаналитической позиции: «…человек – это ни интернально побуждемая система и ни пассивно реагирующее на экстернальную стимуляцию существо». Бихевиоральная позиция в дальнейшем обогащалась, прежде всего, когнитивными и социальными (т. е. «интерперсональными») концепциями, которые привели в результате усилий по интеграции различных развитий к более основательному пониманию теоретико-поведенческой модели и поведенческой терапии. Привлечены были, прежде всего, когнитивные процессы регуляции внимания, решения проблем и целенаправленного мышления, переработки информации, мотивации, ожиданий самоэффективности и т. д., а также научение через наблюдение, символические и интерперсональные сравнения. Сегодня можно больше говорить о социально-когнитивной поведенечской терапии. Поэтому современную поведенческую терапию можно характеризовать следующим образом:

- Базисом поведенчески-терапевтического знания являются знания, добытые из систематического эмпирического исследования и связывающие основания психологического знания с их применением.

- Биопсихсоциальная ориентация: принципиально исходит из взаимоотношений между биолого-соматических, психических и контекстуальных условий, которые должны учитываться при этиопатогенезе и терапии.

- Ориентация на изменения: процессы человеческих изменений следует понимать особенно дифференцированно.

- Систематическое и целенаправленное лечение: идентификация проблемы (диагностика) – интервенция – оценка.

- Ориентация на специфичность расстройства: развитие концепций расстройства и терапии для специфических расстройств.

Слайд 69. Когнитивная модель. Уже к началу 60-х годов появились вместе с «рационально-эмотивной терапией» А. Эллиса (1962) и «когнитивной терапией» депрессий А. Бека (1963) первые когнитивно ориентированные психотехнологии, которые одновременно также представляли модели возникновения психических расстройств. Оба модельных представления были важными предтечами и первопроходцами когнитивного подхода внутри клинической психологии. Эта модель затем дала много решающих импульсов для этой дисциплины. Можно с полным правом утверждать, что за последние десятилетия когнитивный подход стимулировал появление многих идей. Огромный научный потенциал виден, благодаря тому, что из когнитивной перспективы внесен вклад, по существу, в центральные клинико-психологические темы, как-то: регуляция действием и поведением, переработка информации, концепция Я, понимание эмоций, восприятие социальных отношений, а также темы из психологии развития. Подверглись исследованию, например, значение инсайта, знания (рациональные и иррациональные), убеждения, ожидания, предопыт, объяснения, атрибуции значений, самовосприятие и самооценка, способности преодоления, восприятие ситуаций, среды и других лиц, планы, постановка целей, осознанная, автоматизированная и неосознанная переработка информации, решение проблем и т. д. Специфические теории расстройств уже не могли обойти стороной необходимость учета когнитивных процессов при объяснении и терапии психических расстройств. Одновременно когнитивные теории смогли взять на себя важную функцию мостов, чтобы установить связи между различными клинико-психологическими моделями и стимулировать интегративные подходы. Примерами тому могут служить теории переработки информации и когнитивных схем, которые послужили мостом между психоаналитическими и когнитивными теориями. Теории решения проблем посредничают между теоретико-поведенческими и когнитивными подходами. Стресс - и копинг-теории связывают между собой бихевиоральные, соматические, интерперсональные, когнитивные и эмоциональные аспекты. Интегративный потенциал когнитивных моделей еще далеко не использован полностью. Объединенные в когнитивной модели теории очень разнослойные (разноуровневые). Это связано, между прочим, с тем, что содержание ее заполняется из разных источников: из междисциплинарной «когнитивной науки», из нейронаук, из теории науки, из различных психологических базовых дисциплин, а также из клинико-психологических подходов к определенным психическим расстройствам (например, депрессивных расстройств, эмоциональных расстройств), а также психотерапий (например, РЭТ, гипнотерапия).

Базовые допущения. Общий базис различных когнитивных теорий – это два постулата об отношениях между индивидуумом и средой. Первое допущение говорит, что люди, направляемые их знаниями и целями, влияют на свое окружение активно, формируя его. Второе допущение гласит, что среда влияет на переживание и поведение человека в меньшей степени прямо и непосредственно, но, прежде всего, через его воспринятую и значениями наполненную субъективную реальность - человек «конструирует» свою реальность. Это допущение обозначается как «когнитивный конструктивизм». В целом когнитивная модель отражает представление о познающем и рефлексирующем человеке. Содержательно процессам постановки целей, восприятия, знания, оценивания, объяснения и т. д. придается очень большое значение для развития и изменения психологических проблем. Чтобы выразить постановку акцентов и при обозначении нарушенного переживания и поведения, в большинстве случаев ведут речь не о «расстройстве» или «бросающемся в глаза», а о психологических проблемах.

Одним из основателей точки зрения, что люди реагируют, прежде всего, на ими же «конструируемую» реальность, является Д. Келли (1955): «Процессы человека регулируются психологическим способом, которым он антиципирует события». Субъективная реальность конструируется человеком и формулируется в более или менее ясно «личностных конструктах», с помощью которых человек пытается понять самого себя и мир и их преодолеть. Конструкты служат человеку, как и исследователю, для понимания среды (или предмета исследования); они сравнимы с гипотезами, которые могут быть модифицированы опытом. Проблемы способности приспособления человека к своей среде, между прочим, возникают благодаря тому, что конструкты находятся в противоречии друг к другу, или что отдельные конструкты изменяются таким образом, который нарушает общую систему. На основании этих допущений становятся возможными различные способы реконструирования и оказания помощи. Таким образом, эта теория, которая возникла еще до «когнитивного поворота» в психологии, предоставляет важные основания для более поздних когнитивно-клинических подходов.

В когнитивном конструктивизме допускается, что люди добывают их знания активно и антиципаторно, конструируя свое восприятие окружающего мира согласно своим предзнаниям, своему опыту, своим убеждениям и т. д. Воспринятое понимается как результат конструированной индивидуумом активности. Только маленькая часть этих конструирующихся когнитивных порядковых процессов осуществляется осознанно, в то время как большая часть протекает «молча», ниже порога осознавания. Эта конструктивисткая точка зрения представлена в клинической психологии и психотерапии не только в рамках когнитивной модели, но также внутри интерперсональной модели, например, в системной терапии. Постулируется, что все восприятия и когниции представляют собой активные конструкции человека, которые не говорят о реальности, и что все познание справедливо по отношению к познающему субъекту, говорится о радикальном конструктивизме. В связи с этим конструктивизму ставится вопрос, какие восприятия в каком объеме конструируются человеком, и насколько сильно они связаны с реальностью. Клинико-психологически этот вопрос является осробенно релевантным тогда, когда надо решать, насколько эти конструкции действительности человека являются адекватными и понятными: являются, например, негативные убеждения, которые имеет депрессивная пациентка относительно себя и ее опыта, реалистичными или нет. Эллис представляет в связи с этим рационалистическую позицию, когда он рассматривает иррациональность убеждений как решающую причину психических расстройств.

Переработка информации. Как происходит искажение восприятия реальности? Почему неприятные события вспоминаются реже? Как приобретаются определенные убеждения (о собственной личности, о социальных отношениях, о видении мира), и почему они так упорно оберегаются? Почему отдельные ситуации в детстве или единичные события в жизни человека приобретают такое значение для его субъективного жизненного процесса? Почему опять же другой опыт остается неосознанным? Почему депрессивные люди не хотят расстаться с мыслью, что они сами во многом недееспособны и что их настоящее и будущее не оставляет им никакой надежды? Подходы в рамках переработки информации порой выступают даже как самостоятельная «парадигма» для клинической психологии.

Многие из этих вопросов находятся во взаимосвязи с неосознаваемыми процессами переработки информации. Понимание неосознаваемых процессов частенько связывают с психоанализом как наиболее влиятельной теорией, с ними работающей. Ее понимание неосознаваемого, как известно, строится на топографической теории Фрейда, которая считает, что неосознаваемые процессы активно влияют на поведение и переживание и организованы по-другому, и следуют другим правилам, чем осознаваемые процессы. Они никогда или лишь в исключительных случаях (например, во сне) могут быть доступными сознанию. От этого «психодинамического неосознаваемого» следует отличать когнитивно-психологическую концепцию неосознаваемого. Кильстром, Барнгардт и др (1992, 789) пишут, что «психодинамическое неосознаваемое «горячее» и «мокрое», поскольку оно рассматривается концептуально; с одной стороны, оно связано с желанием и злостью (сексуальностью и агрессией), с другой - как нечто примитивное и иррациональное. Представление о неосознаваемом в современной психологии, напротив, покладистей и мягче, связанное с реальностью и рациональней. Общим для обоих представлений является то, что переживание и поведение в большей части протекают неосознаваемо. Экспериментальные исследования могли, например, показать, что имеются непосредственные и пролонгированные последствия «едва воспринимаемых», «воспринимаемых и незаметных», а также «заметных, но опять забытых» событий (сублиминальное восприятие или субцепции, селективное внимание, селективное забывание). Посредством упражнения мысли и действия могут так быть автоматизированы, что осуществляться автоматизировано, т. е. не контролироваться сознательно, быть непроизвольными и выполняться без усилий («автоматические мысли»). В клинических случаях это доказывается, когда пациенты не осознают события, которые на них действовали. Уже в конце 19-го столетия П. Жане (1889) описал такие процессы нарушения сознания у истерических пациентов, которые теряли память без каких-либо органических оснований или теряли способность видеть или слышать. Жане смог, благодаря тщательному изучению, показать, что эти функциональные расстройства могут быть приведены в соответствие с актуальными или прошедшими событиями. Он обозначил эти явления как disagregation (дисинтеграции), а сегодня мы говорим о диссоциации или диссоциаивных расстройствах: нормальные интегрированные психические события раздрабливаются на части, которые полностью уже сознанию недоступны. Жане объяснял эти наблюдения тем, что травматический опыт перемещаются в развивающееся бессознательное. Иначе, чем в психоаналитической теории, Жане предположил, что это бессознательное не предшествует, а образуется лишь вместе с этим опытом, и что оно не обладает собственной динамикой. К диссоциативным расстройствам относится также множественное расстройство личности - индивид переживает себя во многих личностных идентичностях и состояния деперсонализации и дереализации (индивид воспринимает себя самого и свое окружение как нереальное, отдаленное от него или протекающее автоматически).

Да и в нормальном поведении случается, что очень сложные образцы поведения непосредственно доступны без того, чтобы быть осознаваемыми индивидом во всех аспектах. Это справедливо, например, для способов интерактивного поведения, направляемого, так называемыми, когнитивными схемами (имплицитное или молчаливое знание). Схемы организуют имеющийся опыт и воспоминания, они направляют поиск и переработку новой информации, а также действия человека. При активировании части схемы (одного из признаков), активируется вся схема. Когнитивные схемы или карты – это приобретенные в процессе социализации программы, которые организуют и направляют переработку опыта (например, как воспринимаются события) и готовность к действию индивида. Когнитивно-аффективные схемы привлекаются для объяснения возникновения психических расстройств, их терапии (например, депрессий – Бек и др, 1992, шизофрении – Чомпи, 1994, различных расстройств – Гуидано, 1987, Махони, 1991), клинических оценок и диагнозов.

Когнитивные теории деятельности. Понятие деятельности (действия) является основанием целого ряда теорий, можно приписать эпистемологически субъективным моделям. Действия – это такие способы поведения, которые намеренно ориентированы на достижения цели и которые полностью осознаются действующим индивидом.

Как специфическая форма теории действия понимается социально-когнитивная теория научения. Первичная цель этой теории объяснить общие процессы изменения вплоть до развития личности («theory of change“). Предполагается, что такие процессы изменения запускаются

- определенными способностями и компетенциями,

- символизированием, которое придают событиям и опыту значение, форму и постоянство (символизирующая компетентность),

- предварительным размышлением и планированием (антиципаторная компетентность),

- заменяющим научением через наблюдение (компетенция заменяющего научения),

- саморегулирующей компетентностью, т. е. способностью регулировать через собственные действия внутренние стандарты, ценности и цели,

- саморефлексующей компетентностью, т. е. способность размышлять о собственном опыте и получать тем самым новые знания о себе и окружающем мире.

Дефицит этих компетентностей (например, сверхгенерализация или неправильная антиципация угрожающих событий), неблагоприятный опыт научения (например, неадекватные социальные модели) или экстремальный, перенапрягающий индивида опыт могут вести к тому, что индивид больше не в состоянии адекватно преодолевать обыденные, но особенно стрессовые жизненные события. Обладающий достаточным количеством этих компетенций может их использовать, чтобы успешно справляться с трудностями. Если их не хватает, трудности представляются запредельными либо развиваются напряженные неадекватные представления (наприемр, «страх перед страхом»), усиливаются эти страхи, развиваются соматические расстройства, повышенная самозащита, выраженное поведение избегания.

Решающую функцию приобретает, согласно Бандуре, так называемая self efficacy – самоэффективность индивида, т. е. его оценка, в какой степени он контролирует ситуации, события, которые влияют на его жизнь. Если у клиента /пациента дефицит самоэффективности выявлен в начале или в процессе терапии, то с ним надо обязательно и систематически работать, и его устранить.

Антропологические допущения. С возникновением когнитивной модели сформировалась в клинической психологии и другая картина человека, которая исходит из представления о познающем человеке. Эпистемологическая субъектная модель понимает человека как познающего и рефлексирующего субъекта, который активно и самоопределяюще формирует окружающий мир. В этом формирующем процессе представлено и субъективное восприятие мира, которое не в малой части своей рассматривается как социально обусловленное. Субъект «рефлексивен», поскольку он может обратить к себе самому свое мышление.

Эти представления отграничивают бихевиоральные и психодинамические модельные представления, которые подчеркивают влияние объективных условий (бихевиоризм) или интрапсихических побудительных сил (психоанализ). Такое понимание и отграничение имеют свои преимущества и недостатки: с одной стороны - и это следует оценить позитивно – если демонстрируются осознаваемые, направляемые здравым смыслом, произвольные и саморефлексивные части человеческого действия, а также показывается, как процессы планирования, конструирования действительности, инсайта, субъективного объяснения и оценивания и т. д. обусловливают действие. С другой стороны – и в этом слабость модели – если только ограничено привлекаются мощные детерминанты поведения как аффективные побудители человеческого поведения, объективные факторы среды и биолого-организменные \телесные процессы. Правда, предпринимаются попытки преодоления этих ограничений.

Методология. Методологически лейтмотив когнитивной клинико-психологической модели состоит в том, чтобы привести к усилению и новому развитию качественных, герменевтических исследовательских подходов, поскольку последние делают возможным прямой доступ к субъективным восприятиям, конструктам, знаниям и опыту. Исходя из этого, было предложено много диагностических техник, чтобы понять клинически релевантные когнитивные процессы. Но и роль диагностируемого индивида существенно при этом изменилась, поскольку он мигрировал от «исследуемого объекта» к соучаствующему исследуемому партнеру. Требование было выдвинуто, чтобы экспериментальную методику так модифицировать. Чтобы изучаемый индивид превратился в партнера его изучения, чтобы его понимание цели эксперимента, его «определение ситуации» и его собственная оценка «результатов» были учтены как данные исследования, которые следует оценить и обсуждать.

Качественно-герменевтические исследовательские подходы должны быть проверены на предмет «внутренней» и «внешней» валидности исследования: Внутренняя валидность в опасности, если результаты исследования находятся под влиянием неконтролируемых факторов, а потому выводы оказываются недостоверными. Внешняя валидность, напротив, относится к обобщающей способности результатов исследования относительно других (исследуемых) лиц, ситуаций, признаков и т. д. Внешняя валидность качественно-герменевтической процедуры – ее обобщающая способность – часто очень ограничена, поскольку эти исследования в большинстве проводятся на небольшом количестве случаев или на малом количестве групп испытуемых. Также и внутренняя валидность этих исследований представляется часто проблематичной, поскольку особенности интеракций между исследователем и исследуемым, исследовательской ситуацией, различным протеканием исследования у различных испытуемых или не подающиеся стандартизации оценки оказывают влияние на результаты. Поэтому в рамках когнитивной модели предпринимаются большие усилия, чтобы результаты обезопасить методически и, по меньшей мере, обеспечить их внутреннюю валидность насколько возможно. Этого добиваются посредством прежде всего тщательным документированием, формализацией процесса исследования и оценивания, а также посредством критической проверки диалогов, например, посредством «сбивающих вопросов» или посредством независимого оценивания аудио - или видео-документированного поведения.

К дискуссии. Когнитивная модель является одним из продуктивнейших подходов последней четверти прошлого и начала этого столетия. Продуктивность ее для клинической психологии состоит не только в том, что внутри этого подхода возник спектр когнитивно ориентированных этиологических теорий и психотехнологий, но, прежде всего, в интегративном влиянии. Это стало возможным потому, что представители этой модели не понимали себя основателями клинико-психологической или психотерапевтической «школы», которую следует отграничить от других. Интегративность проявилась, по меньшей мере, в трех различных сферах:

Во-первых, посредством когнитивных подходов были установлены связи между различными клинико-психологическими моделями и это послужило их креативному развитию. Примерами тому являются концепции сознательной и бессознательной переработки информации или когнитивно-психодинамические Я-концепции и терапевтические подходы.

Во-вторых, этот подход поднял вопросы, которые имеют значение для всех клинико-психологических моделей. Важнейшим примером тому может быть базовое допущение о познающем и активно воздействующем на обкружающий мир человеке.

В-третьих, из когнитивных представлений возникли интересующие многих клинико-психологические темы, как то: значение эмоций, Я \Самости и развития индивида, самоуправляющее и самоопределяющее поведение и т. д.

Открытость представителей этой модели относительно возможности ее дальнейшего развития гарантирует, что эта модель останется значимой для клинической психологии и в будущем. (Бастине, 1998, 107).

Психологию здоровья можно определить в узком и широком смысле.

Узкое определение: частная психологическая дисциплина, занимающаяся «(1) профилактикой и охраной здоровья, (2) предотвращением болезней, (3) выявлением форм поведения, повышающих риск заболеваний, (4) совершенствованием системы здравоохранения».

Центральное место занимают охрана здоровья и профилактика, поэтому психологию ЗД трудно отграничить от КП, т. к. предметом последней является профилактика, а также в какой-то мере охрана ЗД.

Широкое определение: «научный и Педагогический вклад психологии в (1) профилактику и охрану здоровья, (2) предотвращение и лечение болезней, (3) выявление форм поведения, повышающих риск заболеваний, (4) Постановку диагноза и выявление причин нарушения здоровья, (5) Реабилитацию, (6) совершенствование системы здравоохранения».

Понятие психологии ЗД можно сопоставить как с КП, так и с поведенческой медициной, и в этом случае ПЗД не представляется специфической отдельной областью.

Программы последипломного обучения КП в США показывают, что американские ученые относят поведенческую медицину и ПЗД к сфере КП. В последнее время в ПЗД делают акцент на профилактике, ориентированной на модели ЗД, что позволит этой области в скором времени стать отдельной специальностью.

Психология здоровья еще только обретает в отечественной психологии черты новой и самостоятельной области научного знания (Никифоров Г. С.).

Психология здоровья – наука о психологических причинах здоровья, о методах и средствах его сохранения, укрепления и развития (Никифоров Г. С.).

Обобщенное определение здоровья дают эксперты Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ): здоровье – это отсутствие психических, физических дефектов, а также полное физическое, душевное и социальное благополучие. Выделяют, как правило, три основных признака здоровья:

Структурная и функциональная сохранность систем и органов человека

Индивидуальная приспособленность к физической и общественной среде

Сохранность привычного самочувствия

Объектом психологии здоровья является, с известной долей условности, «здоровая», а не «больная» личность, «нормальная», а не «патологическая» личность.

Одной из сложных проблем в психологии и медицине считается определение нормы и патологии. Общепринятой, всесторонне удовлетворяющей концепции нет. Можно лишь выделить структуру, состоящую из трех групп концепций:

Панпсихиатрическая

Антипсихиатрическая

Клиническая

Основной тезис первой концепции: «все люди психически ненормальны и все страдают психопатологическими состояниями. Нормальных людей вообще не существует, каждый человек не норма, а отклонение от нее». Доказательством этого тезиса служит характеристика современного общества, в которую входят такие особенности, как отчужденность от себя, других, мира вообще, конфликтность, снижение социальной поддержки, преступность, войны, угроза глобального самоуничтожения.

Основная идея антипсихиатрической концепции – отрицание правомерности самой постановки вопроса о психической норм и патологии. По мнению антипсихиатров, все люди психически нормальны, патологии вообще не существует. Негативные отношения между людьми также нормальны, ибо такова природа людей. Таким образом, в их понимании психиатрия – это лженаука, служащая средством подавления нестандартных личностей. Психически больные люди рассматриваются ими в качестве жертвы плохого, патогенного общества, которое признает сумасшедшим того, кто не соглашается с предписаниями религии и государства. Они требуют отмены больничных порядков, и даже отмены самого термина «психиатрия». В настоящее время наблюдается тенденция к резкому снижению подобных взглядов.

Своеобразным синтезом этих двух крайних точек зрения выступает клиническая группа концепций, дифференцирующая психическую норму и патологию

Таким образом, теоретическим обоснованием психического здоровья является понимание психического здоровья как способности к постоянному развитию и обогащению личности. Иными словами, психическое здоровье рассматривается не просто как отсутствие недостатков, а как присутствие определенного ряда достоинств в структуре личности (Никифоров Г. С., 2000).

Задача психологии здоровья: Психология здоровья как научно-практическое направление призвано экологично расширять возможности восприятия и адаптивного поведения человека в его жизненной среде. Расширение рамок сознания неизбежно приводит к пониманию человеком его невостребованных способностей, которые могут побудить жить настолько полно, насколько позволяет присущий ему не до конца осознанный и безмерный потенциал психики, ориентируясь на принципы гуманистического движения в психологии, выбирает путь «от жизни к идеалу», изучается идеальное в реальном.

Цель психологии здоровья не может быть принципиально определена (в силу того, что определять, значит, установит границы, вместить в какие-то рамки), ибо процесс всестороннего совершенствования человека можно только направлять, устанавливая границы самого «русла» течения бесконечного обновления человека, познающего и сотворяющего себя.

Психология здоровья в своем развитии опирается на Холистический подход в науке о человеке, чем подчеркивает гармоничное развитие всех составляющих человека. Реализация такого подхода может идти через раскрытие потенциалов человека.

Попутной Задачей психологии здоровья является сохранение, укрепление и целостное развитие духовной, психологической, социальной и соматической составляющей здоровья. В таком случае само здоровье можно рассматривать в качестве оптимальной предпосылки (условий) для выполнения человеком намеченных жизненных целей и задач, что является основой понимания, поиска смысла жизни, в конечном счете, самоосуществления человека на Земле.

Психология здоровья – синтез психологии и валеологии.

Валеология является наукой об индивидуальном здоровье человека; комплексная дисциплина, направленная на сохранение и упрочение здоровья человека, использующая индивидуальные методы и технологии для достижения и сохранения здоровья и решения проблем жизнедеятельности человека, которые базируются на теоретических концепциях (парадигмах) его природы, сущности и смысла жизни.

Можно выделить следующие направления исследований в области психологии здоровья:

Роль психических факторов в сохранении, укреплении и развитии здоровья;

Внутренняя картина здоровья;

Методы психологического воздействия в укреплении и развитии здоровой личности;

Обучение здоровью.

Гуманистическая модель. Эта модель, связанная с именами Ш. Бюлер, К. Хорни, К. Гольдштейном, А. Маслоу, К. Роджерсом и другими, родилась как «третья сила» наряду с влиятельными позициями психоанализа и психологии поведения (бихевиоризма). Обозначением «гуманистическая» не должно было утверждаться, что другие модели менее «человечны», но подчеркиваться, что здесь человек в его целостности, включая его смыслы и ценности, поднимался до уровня предмета науки. Прототипически для клинико-психологической модели является клиент-центрированная теория расстройства и терапии, поскольку ее основатель К. Роджерс сформулировал объемную и детальную концепцию личности, расстройства и терапии, которая наиболее эмпирически исследована. К гуманистической модели примыкают больше всего гештальтерапия, психодрама и трансактный анализ, в определенной мере и «креативная» терапия (музыко-терапия, терапия рисованием, танцевальная терапия), а также телесно-ориентированные терапевтические процедуры (дыхательная, двигательная и крикотерапия) (правда здесь речь больше идет о терапии, а не о дифференцированной теории расстройств). Терапевтические подходы часто обобщаются как «ориентированная на переживания (experiencing) психотерапия, поскольку в центре терапевтических усилий стоит переживание клиента.

Гуманистическая модель представляет, особенно в клиент-центрированном исполнении, разработку ряда базовых допущений (о дефиниции и возникновении расстройств, терапии и частично также об обеспечении), антропологических представлений и методологических позиций. Наиболее сильное влияние на модель оказали Роджерс (1973, 1989) и Гендлин (Gendlin, 1962) в США и Reinhard und Annemarie Tausch (1979) и другие в Германии.

Базовые допущения. Гуманистическая модель проявляет себя в четырех основных позициях: феноменологически-субъективном подходе, подчеркивании человеческого потенциала и способностей, целостности личности и понимании психических расстройств.

В первой базовой позиции гуманистическая модель исходит из того, что суть психических процессов можно понять только с позиции отдельного индивида, поскольку только сам индивид (человек) может адекватно описать и оценить события и опыт своей жизни. Следствием этого, субъективный взгляд или личная интернальная позиция является предпочтительней, чем объективное изучение психологических процессов. В межчеловеческих отношениях субъективный мир опыта, скорее всего, может быть понят посредством феноменологического метода, в котором я понимаю другого посредством эмпатии (вчувствования). В целом можно эту позицию обозначить как феноменологически-субъективную.

Второе допущение подчеркивает значение человеческих способностей и потенциалов: индивиды в состоянии естественным путем, т. е. на основании врожденных способностей, конструктивно разобраться в их социальном и материальном окружении и эффективно преодолеть трудности и препятствия. Здоровый человек вполне осознает свои способности и может рационально распорядиться способами своего поведения. При этом он устремлен как бы из собственных побуждений к конструктивным решениям, которые удовлетворяют всех членов сообщества. Индивидуальные или социальные деструктивные способы поведения, например, ненависть, эгоизм и др. являются продуктами неправильного научения /обучения, которые можно соотнести с неблагоприятными условиями среды. В своем ядре это базисное допущение содержит то, что человек обладает большим числом – в большинстве своем – неиспользованных способностей и стремится в своем естественном развитии к самореализации, самоисполнению (Ш. Бюлер, 1975) или личностному росту. Этот центральное понятие гуманистической психотерапии обозначает стремление каждого человека к личностному развитию. Цель этого развития – суметь полностью использовать все личные потенциалы, т. е. стать «полностью функционирующим человеком» («fully functioning person» - Роджерс, 1989).

Третья характеристика – это рассмотрение человека как целостности. Имеется предположение, что все способы поведения человека ориентированы на одну сверхцель, а именно – себя сохранить, стимулировать к развитию и интегрировать различные устремления. Из так определяемой «тенденции актуализации» вытекают человеческие действия и в свете этой перспективы являются имеющими смысл и целенаправленность. Понимание отдельных способов поведения отсюда лишь тогда возможно, когда устремления и активность человека рассматриваются в их целостности.

Характерным для клиент-центрированного подхода является принципиально противоположное психиатрической и психодинамической модели понимание психических расстройств. В поле зрения находится не попытка выяснить «лежащие в основании» условия возникновения психических проблем – например, болезней, конфликтов и т. п. – а актуальные трудности при преодолении жизненных проблем. «Психически здоровые» и «психически больные» индивиды отличаются только тем, в какой степени они способны преодолеть свои трудности (определенное исключение у Роджерса – это психотические расстройства). Психические расстройства означают, что кто-то не может больше принять новый опыт и интегрировать его в свою Я-концепцию. По Роджерсу (1989), человек тогда оказывается в состоянии инконгруэтности, противоречия и несогласованности между непосредственным переживанием (так называемые, «организмическим переживанием») и пониманием самого себя («Я-концепцией»). В этом состоянии инконгруэтности не может быть адекватно переработан опыт человека, а потому он отрицается, искажается, и от него человек защищается.

Антропологические допущения. Большая симпатия, который вызывает у профессиналов гуманистически-клиент-центрированный подход, основывается, несомненно, не в малой мере на его представлении о человеке, которое служит идентификации с этой моделью и делает привлекательным для применения в обучении и супервизии. Гуманистическая субъектная модель не основывается ни на мощных внутренних побуждениях, ни на внешних детерминантах, которые человека программируют и направляют. Скорее, он является сам себя, согласно собственным потребностям и в адаптации к среде, регулирующим индивидом, который стремится к внутреннему росту и самореализации: «Человек представляется как сам себе пилот» (Форд, Урбан, 1967).

Критикуется концепция за слишком идеалистическую и оптимистическую картину человека, которая не учитывает богатство влияния социальных и других условий и исходит из здорового, исключительно ориентированного на ценности, нормы и условия, среднего сословия. Кроме того, за скобки выводятся физические проблемы, как ограничения из-за болезни, органические дефекты или несчастные случаи. К проблематичным позициям относится и допущение, что человек всегда стремится к совершенствованию и раскрытию. Мета-психологические допущения являются «персоналистическими» в том смысле, что стремления, мотивы, опыт и концепция Я стоит в центре, в то время как социальные, культурные и материальные жизненные условия играют слишком незначительную роль.

Методология. В отношении исследовательской методологии гуманистическая концепция исходит из феноменологической позиции, которая стремится к «возможно непредвзятому описанию способов проявления». Цель феноменологического исследования лежит в широкой регистрации наблюдаемого. Возможности искажений находятся не только в личности наблюдателя, но также и в теоретических предструктурированиях и принятии традиционных научных знаний (которые в феноменологическом подходе должны обязательно игнорироваться). Широко охватывающее личностно-, теоретически и от предзнания свободное описание включает заметно и такие субъективные данные, которые недоступны интерсубъектной проверке. При этом феноменологический подход постулирует, что он включает в себя не только эвристическую функцию, но и, в особенной степени, предметно адекватен, поскольку содержания клиент-центрированной теории зиждется на субъективном мире человека.

Сильные стороны феноменологического исследования, прежде всего, в возможности изучения новых феноменов, которые побуждают развитие новых теоретических и технолого-практических перспектив. Это для теории и практики значительная инновационная функция. Его слабости, как и всех качественных подходов, прежде всего, в объяснении и генерализации наблюдаемых феноменов, по отношению к которым возможно лишь формулирование гипотез.

Наряду с феноменологическим исследованием существует и систематическое эмпирическое исследование. Основатель клиент-центрированной психотерапии К. Роджерс является одновременно пионером эмпирически-систематического изучения психотерапевтического процесса и его эффективности. В многочисленных эмпирических исследованиях – вначале в 1954 г. вместе с Р. Даймонд, Роджерс пытался объективировать процессы и результаты психотерапии. Он использовал магнитофонные записи терапевтических сеансов и данные психологических тестов, а также приемов субъективной оценки, которые служили выявлению терапевтических изменений. Его исследования относятся к методологичскому эмпиризму, который преследует точное наблюдение феноменов, пошаговое развитие и проверку гипотез, однако полностью игнорируя экспериментальные правила исследования.

Расхождение между философско-атропологической позицией, с одной стороны, и систематически-эмпирическими исследовательскими подходами, с другой, привело к противоречиям между «экзистенциальной терапией переживаний и естественно-научно ориентированной разговорной терапией». В то же время нельзя не заметить, что внутри клиент-центрированной психотерапии существует, как минимум, две позиции: феноменологически-персоналистическая и эмпирически-психологическая. Первая подчеркивает неповторимость индивидуума, как и неповторимость межчеловеческих (также психотерапевтических) отношений. Акцентирование интерперсональной ситуации как ведущей к изменениям условию, но в то же время недостаточное внимание другим условиям клиента, в том числе его жизненной ситуации. При эмпирически-психологической ориентации сильнее на первый план выдвигаются общие психологические подходы и методы, например, дифференциальные, социальные, когнитивные условия и процессы.

К дискуссии. Клиент-центрированная психотерапия, как она была сформулирована Роджерсом, служит в качестве прототипа гуманистической клинико-психологической модели. Но под этим обозначением собраны совершенно различные силы и концепции. Так, уже в пределах клиент-центрированной теории представлены разные позиции. К гуманистической модели премыкающая гештальтерапия побуждается целым рядом аспектов из психоаналитической модели расстройства, отрицает самоактуализацию как мотив к изменению и подчеркивает значительно сильнее личностный жизненный контекст. Другие авторы расширили гештальтерапевтический подход до широкоохватной теории эмоциональных изменений, которые включают и когнитивные процессы. Биоэнергетические подходы используют даже строгую диагностику типов характера.

Поэтому оценивать гуманистическую модель нужно более точно. Клиент-центрированная гуманистическая концепция, как наиболее проработанная, игнорирует на сегодняшний день, кроме того, дифференциально-этиологическую перспективу, т. е. различия между различными видами психических расстройств. Она могла это делать, поскольку рассматривала человека в его неповторимости. Тем самым игнорировались различия между группами людей, значение различных расстройств, различные свойства личности или различные условия жизни (например, принадлежность к социальному слою). При возникновении, диагностике, классификации и терапии психических расстройств такие различные признаки выводились за рамки в начальной концепции. Вместо этого концептульный акцент клался на общие условия человеческого изменения – как в персональном развитии, так и в психотерапевтическом воздействии. Правда, научно вполне легитимный акцент. Тем не менее, для клинико-психологической модели это представляется недостатком, поскольку не учитываются очевидные различия между лицами с различными расстройствами. Часто делаемый психоаналитической теории упрек в том, что она хотя и много дает для понимания расстройства, но мало к изменению проблемы, для клиент-центрированной модели он совершенно противоположно направленный – много дает для изменения, но мало пригодна для выявления дифференциальных различий. Этот недостаток, однако, в последние годы смягчается, поскольку на него начинают обращать внимание.