Author Archive > admin

44. Авторская позиция в произведениях Набокова

Владимир Набоков признанным стал в эмиграции в середине 20-х годов (ранние стихотворные сборники не обеспечили ему литературной известности), но лишь во второй половине 80-х, после публикации подборки стихов в журнале «Октябрь» (1986.—№ 11) и «Защиты Лужина» в «Москве» (1986,—№ 12) он, имеющий мировую славу, оказался доступен российскому читателю.
Среди ценителей набоковского таланта в эмиграции были такие мастера, как Е. Замятин, В. Ходасевич, И. Бунин. «Многие им восхищались, почти все ему удивлялись»,— писал Г Струве. Прочитав «Защиту Лужина», И. Бунин готов был, кажется, уступить ему первенство: «Этот мальчишка выхватил пистолет и одним выстрелом уложил всех соперников, в том числе и меня». Однако существовали и иные мнения. В. Набокова обвиняли в разрыве с гуманистической традицией русской литературы, в демонстративной приверженности «чистому искусству», в покушении на авторитеты Чернышевского и Достоевского. Противоречивость суждений — «талантливое, но бессодержательное», «красивое, но бесцельное» — характерна для многих критиков и часто объясняется простым непониманием набоковских книг.
Во многом расходясь с русскими эмигрантами, В. Набоков сохранил свою самостоятельность, независимость. Перед ним не вставал вопрос о возвращении на родину, поскольку не могло быть ни под каким видом примирения с диктатурой, а расхождения с советским государством, по признанию писателя, «никак не связаны с имущественными вопросами». Россия для В. Набокова была больше, чем «тема воспоминаний», звучащих постоянно в его произведениях. Устами одного из автобиографических героев Федора Годунова-Чердынцева («Дар», 1937) писатель объясняет свою кровную, независимую от политических систем и режимов, связь с Россией: «Мне-то, конечно, легче, чем другому, жить вне России, потому что я наверняка знаю, что вернусь — во-первых, потому, что я увез с собой от нее ключи, а во-вторых, потому, что все равно когда, через сто, через двести лет,— буду жить там в своих книгах или хотя бы в подстрочном примечании переводчика». Сейчас это возвращение осуществилось.
Как складывался творческий путь В. Набокова? В первом его романе «Машенька» (1926) видна еще бунинская традиция лирико-психологической прозы. Действие романа происходит в одном из берлинских пансионов, населенном русскими эмигрантами, которые постоянно грезят Россией. С образом Машеньки связано воспоминание героя не только о возлюбленной далекой юности, но и о покинутой родине. Россия тоже потеряна, и кажется, что безвозвратно. Но зов души подавить нельзя. Мотив этот вновь прозвучит в «Подвиге» (1932), герой которого, понимая обреченность своей попытки, не сможет противостоять желанию перейти границы.
В 1929 году завершен роман «Защита Лужина». В нем В. Набоков обратился к теме таланта, творческого начала в человеке, к судьбе неординарной личности. Шахматы в жизни Лужина не только профессиональное занятие, не просто призвание, но способ самоосуществления. Мир шахмат воспринимается В. Набоковым как мир искусства. Он противостоит квартирному быту, разговорам о политике, имущественным проблемам и отношениям. Для героя и для писателя именно в искусстве видится настоящая реальность. Не случайно неловкий, неповоротливый, неряшливый, некрасивый («полное серое лицо», «плохие прокуренные зубы») Лужин преображается за шахматным столом. В обыденной жизни в его мир постоянно врываются «призраки», «зрители»,— он им противостоять не может. Но и шахматы тоже требуют противостояния. Поражение в партии с итальянцем Турати воспринимается Лужиным как крах. Попытки близких оградить его от шахмат бесполезны. Ни женитьба, ни другие соблазны обыкновенной жизни не могут заменить счастья, которое давали шахматы. Талант несовместим с прагматизмом. Лужин выбрасывается в окно. Это уход из обыденной реальности, которую не принимает душа героя. Подобные «уходы», «растворения» героя будут встречаться и в других произведениях В. Набокова (например, в «Приглашении на казнь»).
Развивается тема творчества в романе «Дар». Герой здесь уже не шахматист, а поэт, писатель. Годунов-Чердынцев, как и его создатель, не признает литературы «с направлением», «писателей, греющих руки на злобе дня». В этом автор и герой единодушны. Вместе с тем имен но на примере этого романа хорошо виден сам процесс выбора «маски», введения приема, примеривания различных вариантов сюжета. Творчество понимается В. Набоковым как самораскрытие. Герой объясняет своей возлюбленной (Зине Мерц), как жизнь претворяется в художественную ткань текста: «...так пропитаю собой, что от автобиографии останется только пыль, но такая пыль, конечно, из которой делается самое оранжевое небо».
Почти одновременно с «Даром» В. Набоков заканчивает роман «Приглашение на казнь», в котором читатель оказывается в вымышленном городе вымышленного государства. Этот роман многие исследователи относят к числу антиутопий, ставя рядом с «Мы» Е. Замятина, «О, этот дивный мир» О. Хаксли. Но у книги В. Набокова есть и принципиальное отличие. Мир, в котором живут герои,— буквальный театр абсурда. Тюрьма выглядит не страшной, а вполне «домашней». Палач любит свою жертву, адвокат — брат прокурора. В. Набоков избегает психологического анализа характеров. Основной его прием — пародия. Пародируются и тюремные порядки, и вся система жизни, отторгающая человеческую индивидуальность.
Вина Цинцината в том, что он не захотел быть прозрачным при всеобщем законе прозрачности, запрещающем тайные (свои) мысли, желания. Он не может принять правила игры и поэтому осужден. Однако состоялась ли казнь в финале, остается неясным. Палач сделал свое дело, но казнь как бы не помешала герою уйти. Как пишет А. Долинин, «за секунду до казни „внутренний человек" осознал, что в его силах вырваться из „тюрьмы на свободу"». Очевидно, поэтому и возможен финал после финала, движение после отсечения головы, переход в другую реальность, к другим, таким же, как он, людям.
К пародии В. Набоков обращался достаточно часто. Как вызов идее тоталитаризма, диктатуре воспринимается пьеса «Изобретение Вальса» (1938). Изобретатель аппарата «телемор», который может уничтожить целую страну, становится диктатором, «ленивым и развратным». Ему подстать министры с «игрушечными» внешностями и именами: Берг, Бриг, Брег, Герб, Гроб и т. п. Последние трое представлены куклами, ничем не отличающимися от прочих генералов. Выступая продолжателем М. Салтыкова-Щедрина, В. Набоков главным своим оружием избирает смех.
В 1940 году В. Набоков переехал в Америку и стал не только американским гражданином, но и англоязычным писателем.
На английском языке написаны романы «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» (1938—1940), «Под знаком незаконнорожденных», «Другие берега» (1954), «Лолита» (1955), «Пнин» (1953—1957), «Бледный огонь» (1962), «Ада» (1965), «Прозрачные вещи» (1972), «Взгляни на арлекинов» (1974), рассказы, стихи, эссе. В. Набоков продолжал разрабатывать те же темы — творческой личности, абсурдности современного государства, утраченных иллюзий, тоски по детству. Он занимался переводами на английский язык русских классиков (Пушкина, Гоголя); написал комментарии к «Евгению Онегину», составившие четыре тома; преподавал русскую литературу сначала в колледже Уэллесли, а с 1948 года в Корнелльском университете.
Именно в Корнелле написана «Лолита» (первая публикация — в Париже в 1955 году) — одно из самых знаменитых произведений В. Набокова, с которым связаны были и скандальные истории, и начало настоящей известности и успеха.
Еще в 1951 году он писал о «Лолите»: «Я сочиняю сейчас роман, в котором речь идет о проблемах весьма нравственного господина средних лет, который весьма безнравственно влюбляется в свою тринадцатилетнюю падчерицу». Поскольку роман написан от первого лица, кое-кто воспринял его как автобиографический, а пикантные подробности позволили цензуре и читателям считать книгу порнографической. Русская литературная община в Нью-Йорке выставила моральный счет автору, нарушившему канон целомудрия отечественной литературы. «Лолиту» противопоставляли «Доктору Живаго» Б. Пастернака,— между прочим, романы в один год (1958) оказались американскими бестселлерами.
Непривычность (для многих скорее уж прямо и неприличность) сюжета препятствовала пониманию авторского замысла. 3. Шаховская в книге «В поисках Набокова» пишет: «„Лолиту" прочла в первый раз в запрещенном издании Жиродиаса. Мы еще не были приучены к такому жанру, но как прекрасны были описания, как всюду сверкало набоковское мастерство. Да и было в этой истории что-то очень трагичное, искупающее то, что не нравилось».
Постепенно начали появляться вдумчивые исследования. Среди них эссе Н. Берберовой, работы К. Проффера «Аннотация „Лолиты"» и «Ключи к „Лолите"». За внешним сюжетом романа угадывали философский смысл, мотив тоски по утраченному детству. Утвердилось мнение, что поклонение Гумберта Лолите — истинная драма. После всех переживаний, разочарований, ревности к сопернику он понимает, что им владеет не страсть, но любовь,— и в этом цель автора.
Мотив детства в разных аспектах крайне важен в произведениях В. Набокова. Детство у него всегда связано с любовью, с образом дома, с памятью об отце и матери, о родных местах, которые никогда (до старости) от себя не отпустят. «Лолита» написана сразу после «Других берегов» (1954) — автобиографического повествования, в котором поэзия детства достигает наивысшей концентрации. Сопоставление столь разных произведений помогает войти в творческую лабораторию писателя. «Я считаю этот роман,— говорил В. Набоков о „Лолите",— лучшим из написанного мною по-английски, и, хотя тема и положения имеют отчетливо чувственный характер, поэтика чиста и фантазия безудержна». Он противопоставлял свой взгляд фрейдистскому психоанализу, который «подменяет любую поэзию половыми комплексами», не уставал издеваться над смакованием половых проблем в литературе.
Многие произведения В. Набокова автобиографичны. Но если «Другие берега» — это в полном смысле автобиография, то в иных случаях происходит, по словам писателя, «выворачивание наизнанку своего опыта». Как и его герой Себастьян Найт, раненный грубостью мира, скрывал писатель свою боль за маской. Именно маску видит читатель во многих произведениях, но она так естественна, что трудно определить, не срослась ли она с лицом, не стала ли реальностью.
Читая В. Набокова, нельзя забывать, что перед нами не публицист, а художник. Как писал В. Ходасевич еще о первых произведениях писателя, «при тщательном рассмотрении Сирин оказывается по преимуществу художником формы, писателем приема... Сирин не только не прячет прием, но выставляет наружу, как фокусник, который, поразив зрителя, тут же показывает лабораторию своих чудес».
Взаимоотношения автора и героя — всегда игра с определенными правилами. В игру вступает писатель и с читателями. Именно эту школу прошли у В. Набокова (и по-разному ее опыт усвоили) современные постмодернисты.
Изображая современный мир в его жестокости, показывая торжество пошлости и посредственности, В. Набоков обращается, как уже говорилось, к форме пародии, считая ее действеннее сатиры. На вопрос своего бывшего ученика А. Аппеля он ответил предельно кратко: «Сатира — поучение. Пародия — игра».
Занимаясь интерпретацией произведений В. Набокова, очевидно, стоит помнить о тех оценках и рекомендациях, которые он высказывал в адрес критиков. Смысл и оправдание литературной критики писатель видел в том, чтобы объяснить читателю, как сделано произведение. Начинающим критикам он давал совет научиться распознавать пошлость и помнить, что посредственность преуспевает за счет идей.
Изучение творчества В. Набокова на Западе началось давно и успешно развивается. После смерти писателя стал выходить журнал «Набоковианец». Защищены десятки диссертаций, напечатано несколько монографий. Наиболее популярные (хотя обе отнюдь не бесспорные) принадлежат Э. Филду и Б. Бойду. В 1995 году появилась первая русская биография писателя — книга Б. Носика «Мир и дар Набокова». Россия включилась и в организацию международных набоковских конференций, проведенных в 1989 году в Париже, в 1990 году в Ленинграде, в 1992 году в Ницце. Заслуживает внимания монография Е. Анастасьева «Феномен Набокова» (М., 1992) и полемическая работа В. Липовецкого «Анти-Бахтин—лучшая книга о Набокове» (СПб., 1994). Выпущенное в России в 1990 году четырехтомное собрание сочинений В. Набокова включает только произведения, написанные на русском языке. В 1997-1999 годах вышло в пяти томах собрание сочинений американского периода.

45 Анализ публицистических текстов М. Горького и И. Бунина (несвоевременные мысли и окаянные дни)

Книга окаянные дни построенная на дневниковых записях периода революции и гражданской войны была опубликована на западе в 1935 года, а в россии спустя 60 лет. Некоторые критики 80-х годов писали о ней лишь как об отражении ненависти автора к большевистской власти: «Нет здесь ни России, ни ее народа в дни революции, ни прежнего Бунина-художника. Есть лишь одержимый ненавистью человек.

«окаянство» - недостойная жизнь во грехе. Акаткин (филологические записки) находит в книге не только гнев, но и жалость, подчеркивает непримиримость писателя к лицедейству: «повсюду грабежи, еврейские погромы, расстрелы, дикое озлобление, но об этом с восторгом пишут: «народ объят музыкой революции».

"Окаянные дни" представляют большой интерес сразу в нескольких отношениях. Во-первых, в историко-культурологическом плане "Окаянные дни" отражают, порой с фотографической точностью, эпоху революции и гражданской войны и являются свидетельством восприятия, переживаний и раздумий русского писателя-интеллигента этого времени.

Во-вторых, в историко-литературном отношении "Окаянные дни" представляют собой яркий образец бурно развивавшейся с начала XX века документальной литературы. Сложное взаимодействие общественной мысли, эстетических и философских исканий и политической обстановки привело к тому, что дневники, воспоминания и произведения, основанные непосредственно на реальных событиях, заняли видное место в творчестве самых разных авторов и перестали быть, по терминологии Ю. Н. Тынянова, "фактом быта", превратившись в "литературный факт".

В-третьих, с точки зрения творческой биографии И. А. Бунина "Окаянные дни" являются важной частью наследия писателя, без учета которой полноценное изучение его творчества представляется невозможным.

"Окаянные дни" впервые печатались с большими перерывами в 1925-1927 гг. в парижской газете "Возрождение", созданной на деньги нефтепромышленника А. О. Гукасова и задуманной "как "орган национальной мысли".

В своем дневнике, озаглавленном «Окаянные дни», Иван Алексеевич Бунин выразил свое резко отрицательное отношение к революции, свершившейся в России в октябре 1917 г.

Он хотел в «Окаянных днях» столкнуть осеннюю, увядающую красоту прежнего и трагическую бесформенность нынешнего времени. Писатель видит, как «горестно и низко клонит голову Пушкин под облачным с просветами небом, точно опять говорит: «Боже, как грустна моя Россия!». Этому малопривлекательному новому миру, как образец уходящей красоты, представлен новый мир: «Опять несет мокрым снегом. Гимназистки идут облепленные им — красота и радость... синие глаза из-под поднятой к лицу меховой муфты... Что ждет эту молодость?» Бунин боялся, что судьба красоты и молодости в советской России будет незавидной.

«Окаянные дни» окрашены грустью предстоящего расставания с Родиной. Глядя на осиротевший Одесский порт, автор вспоминает свой отъезд отсюда в свадебное путешествие в Палестину и с горечью восклицает: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, — всю эту мощь, богатство, счастье...» За распадом российской дореволюционной жизни Бунин угадывает распад мировой гармонии. Единственное утешение он видит в религии. И неслучайно «Окаянные дни» завершаются следующими словами: «Часто заходим в церковь, и всякий раз восторгом до слез охватывает пение, поклоны священнослужителей, каждение, все это благолепие, пристойность, мир всего того благого и милосердного, где с такой нежностью утешается, облегчается всякое земное страдание. И подумать только, что прежде люди той среды, к которой и я отчасти принадлежал, бывали в церкви только на похоронах!.. И в церкви была все время одна мысль, одна мечта: выйти на паперть покурить. А покойник? Боже, до чего не было никакой связи между всей его прошлой жизнью и этими погребальными молитвами, этим венчиком на Костяном лимонном лбу!» Писатель ощущал свою ответственность «месте со значительной частью интеллигенции за то» что в стране произошла, как ему казалось, культурная катастрофа. Он корил себя и других за прошлое равнодушие к делам религии, полагая, что благодаря этому к моменту революции пуста была народная душа. Глубоко символичным представлялось Бунину, что русские интеллигенты бывали в церкви до революции только на похоронах. Вот и пришлось в результате хоронить Российскую империю со всей ее многовековой культурой! Автор «Окаянных: дней» очень Верно заметил; «Страшно сказать, но правда; не будь народных бедствий (в дореволюционной России. — Б. С.), тысячи интеллигентов были бы прямо несчастнейшие люди. Как же тогда заседать, протестовать, о чем кричать и писать? А без этого и жизнь не в жизнь была». Слишком многим в РОССИИ протест против социальной несправедливости был нужен только ради самого протеста* только затем, чтобы не скучно было жить.

Крайне скептически относился Бунин и к творчеству тех писателей, что в той или иной степени приняли революцию. В «Окаянных днях» он с излишней категоричностью утверждал: «Русская литература развращена за последние десятилетия необыкновенно. Улица, толпа начала играть очень большую роль. Всё - то и литература особенно — выходит на улицу, связывается с нею и подпадает под ее влияние. И улица развращает, нервирует уже хотя бы по одному тому, что она страшно неумеренна в своих хвалах, если ей угождают. В русской литературе теперь только «гении». Изумительный урожай! Гений Брюсов, гений Горький, гений Игорь Северянин, Блок, Белый. Как тут быть спокойным, когда так легко и быстро можно выскочить в гении? И всякий норовит плечом пробиться вперед, ошеломить, обратить на себя внимание». Писатель был убежден, что увлечение общественно-политической жизнью пагубно сказывается на эстетической стороне творчества. Революция, провозгласившая примат политических целей над общекультурными, по его мнению, способствовала дальнейшему разрушению Русской литературы. Начало же этого процесса Бунин связывал с декадентскими и модернистскими течениями конца XIX — начала XX века и считал далеко

Не случайным, что писатели соответствующего направления оказались в революционном лагере

Писатель понимал, что последствия переворота уже необратимы, но смириться и принять их ни в коем случае не желал. Бунин приводит в «Окаянных днях» характерный диалог старика из «бывших» с рабочим: «У вас, конечно, ничего теперь не осталось, ни Бога, ни совести», — говорит старик. «Да, не осталось». — «Вы вон пятого мирных людей расстреливали». — «Ишь ты! А как вы триста лет расстреливали?» Ужасы революции народом воспринимались как справедливое возмездие за трехсотлетнее угнетение в царствование дома Романовых. Бунин это видел. И еще видел писатель, что большевики «ради погибели «проклятого прошлого» готовы на погибель хоть половины русского народа». Оттого таким мраком веет со страниц бунинского дневника.

Бунин характеризует революцию как начало безусловной гибели России в качестве великого государства, как развязывание самых низменных и диких инстинктов, как кровавый пролог коэффициент неисчислимым бедствиям, какие ожидают интеллигенцию, трудовой народ, страну.

Между тем, при всем накоплении в ней “гнева, ярости, бешенства”, а может быть, именно поэтому, книга написана необыкновенно сильно, темпераментно, “личностно”. Он крайне субъективен, тенденциозен, этот художественный дневник 1918-1919годов, с отступлением в предреволюционную пору и в дни Февральской революции. Политические оценки в нем дышат враждебностью, даже ненавистью коэффициент большевизму и его вождям.

Книга проклятий, расплаты и мщения, пусть словесного, она по темпераменту, желчи, ярости не имеет ничего равного в “больной” и ожесточенной белой публицистике. Потому что и в гневе, аффекте, почти исступлении Бунин остается художником: и в односторонности великой – художником. Это только его боль, его мука, которую он унес с собой в изгнание.

Защиту культуры после победы революции, М. Горький смело выступал в печати против власти большевиков, он бросал вызов новому режиму. Эта книга была под запретом вплоть до “перестройки”. А между тем она без посредников представляет позицию художника в канун и во время Октябрьской революции. Она является одним из самых ярких документов периода Великой Октябрьской революции, ее последствий и установления новой большевистской власти.

«Несвоевременные мысли» — это серия из 58 статей, которые были опубликованы в газете «Новая жизнь», органе группы социал-демократов. Газета просуществовала чуть больше года — с апреля 1917-го по июль 1918-го, когда она была закрыта властями как оппозиционный орган печати.

Изучая произведения Горького 1890–1910-х годов, можно отметить наличие в них высоких надежд, которые он связывал с революцией. О них Горький говорит и в «Несвоевременных мыслях»: революция станет тем деянием, благодаря которому народ примет “сознательное участие в творчестве своей истории”, обретёт “чувство родины”, революция была призвана “возродить духовность” в народе.

Но вскоре после октябрьских событий (в статье от 7 декабря 1917 года), уже предчувствуя иной, чем он предполагал, ход революции, Горький с тревогой вопрошает: “Что же нового даст революция, как изменит она звериный русский быт, много ли света вносит она во тьму народной жизни?”. Эти вопросы были адресованы победившему пролетариату, который официально встал у власти и “получил возможность свободного творчества”.

Главная цель революции, по Горькому, нравственная — превратить в личность вчерашнего раба. А в действительности, как с горечью констатирует автор «Несвоевременных мыслей», октябрьские события и начавшаяся гражданская война не только не несли “в себе признаков духовного возрождения человека”, но, напротив, спровоцировали “выброс” самых тёмных, самых низменных — “зоологических” — инстинктов. “Атмосфера безнаказанных преступлений”, снимающая различия “между звериной психологией монархии” и психологией “взбунтовавшихся” масс, не способствует воспитанию гражданина, - утверждает писатель.

«За каждую нашу голову мы возьмём по сотне голов буржуазии»”. Идентичность этих заявлений свидетельствует о том, что жестокость матросской массы была санкционирована самой властью, поддерживалась “фанатической непримиримостью народных комиссаров”. Это, считает Горький, “не крик справедливости, а дикий рёв разнузданных и трусливых зверей”.

СЛедующее принципиальное расхождение между Горьким и большевиками кроется во взглядах на народ и в отношении к нему. Вопрос этот имеет несколько граней.

Прежде всего Горький отказывается “полуобожать народ”, он спорит с теми, кто, исходя из самых благих, демократических побуждений, истово верил “в исключительные качества наших Каратаевых”. Вглядываясь в свой народ, Горький отмечает, “что он пассивен, но — жесток, когда в его руки попадает власть, что прославленная доброта его души — карамазовский сентиментализм, что он ужасающе невосприимчив к внушениям гуманизма и культуры” . Но писателю важно понять, почему народ — таков: “Условия, среди которых он жил, не могли воспитать в нём ни уважения к личности, ни сознания прав гражданина, ни чувства справедливости, — это были условия полного бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и зверской жестокости”. Следовательно, то дурное и страшное, что проступило в стихийных акциях народных масс в дни революции, является, по мысли Горького, следствием того существования, которое в течение столетий убивало в русском человеке достоинство, чувство личности. Значит, революция была нужна! Но как же совместить необходимость в освободительной революции с той кровавой вакханалией, которой революция сопровождается? “Этот народ должен много потрудиться для того, чтобы приобрести сознание своей личности, своего человеческого достоинства, этот народ должен быть прокалён и очищен от рабства, вскормленного в нём, медленным огнём культуры”.

В чем же состоит суть расхождений М. Горького с большевиками по вопросу о народе.

Опираясь на весь свой предшествующий опыт и на свою многими делами подтверждённую репутацию защитника порабощённых и униженных, Горький заявляет: “Я имею право говорить обидную и горькую правду о народе, и я убеждён, что будет лучше для народа, если эту правду о нём скажу я первый, а не те враги народа, которые теперь молчат да копят месть и злобу, чтобы... плюнуть злостью в лицо народа...”.

Рассмотрим один из самых принципиальных расхождений Горького с идеологией и политикой “народных комиссаров” — спор о культуре.

Это стержневая проблема публицистики Горького 1917–1918 годов. Не случайно, издавая свои «Несвоевременные мысли» отдельной книгой, писатель дал подзаголовок «Заметки о революции и культуре». В этом заключается парадоксальность, “несвоевременность” горьковской позиции в контексте времени. Приоритетное значение, которое он придаёт культуре в революционном преображении России, могло показаться многим его современникам чрезмерно преувеличенным. В подорванной войной, раздираемой социальными противоречиями, отягощённой национальным и религиозным гнётом стране самыми первостепенными задачами революции представлялось осуществление лозунгов: “Хлеб голодным”, “Землю крестьянам”, “Заводы и фабрики рабочим”. А по мнению Горького, одной из самых первостепенных задач социальной революции является очищение душ человеческих — в избавление “от мучительного гнёта ненависти”, “смягчение жестокости”, “пересоздание нравов”, “облагораживание отношений”. Чтобы осуществить эту задачу, есть только один путь — путь культурного воспитания.

Однако писатель наблюдал нечто прямо противоположное, а именно: “хаос возбуждённых инстинктов”, ожесточение политического противостояния, хамское попрание достоинства личности, уничтожение художественных и культурных шедевров. Во всём этом автор винит в первую очередь новые власти, которые не только не препятствовали разгулу толпы, но даже провоцировали её. Революция “бесплодна”, если “не способна... развить в стране напряжённое культурное строительство”, — предупреждает автор «Несвоевременных мыслей». И по аналогии с широко распространённым лозунгом “Отечество в опасности!” Горький выдвигает свой лозунг: “Граждане! Культура в опасности!”

В «Несвоевременных мыслях» Горький подвергает резкой критике вождей революции: В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, Зиновьева, А. В. Луначарского и других. И писатель считает нужным через голову своих всевластных оппонентов непосредственно обратиться к пролетариату с тревожным предупреждением: “Тебя ведут на гибель, тобою пользуются как материалом для бесчеловечного опыта, в глазах твоих вождей ты всё ещё не человек!”.

Жизнь показала, что эти предупреждения не были услышаны. И с Россией, и с её народом произошло то, против чего предостерегал автор «Несвоевременных мыслей». Справедливости ради надо сказать, что сам Горький тоже не оставался последовательным в своих воззрениях на происходившую в стране революционную ломку

46. Мировоззренческие конфликты в произведениях Л. Андреева («Рассказ о семи повешенных» и «Иуда Искариот»)

Творчество Андреева специалисты относят к явлениям «промежуточным». Реалистические принципы отражения действительности в его произведениях сочетаются с экспрессионистическими, символическими, широко используются им гротеск, различные формы фантастики.

В основу андреевского произведения (рассказ о семи повешенных) были положены реальные события – покушение революционеров-террористов на министра юстиции И. Г. Щегловитова, казненных через повешение в местечке Лисий Нос по Петербургом на рассвете 17 февраля 1908 г. о казни тогда сообщали газеты. Герои Андреева имели также своих реальных прототипов. Самым важным для автора оказался показ ужаса смертной казни.

Вечные вопросы бытия: христианская истина и реальная жизнь. Духовное и материальное. Иисус Христос и Иуда Искариот. Достоин ли человек любви Иисуса, его жертвы?

Стоит ли прощать человека за все то, что он совершил? Сможет ли человек стать достойным этой жертвы?

 Главный образ романа – Иуда Искариот, образ противоречивый, фигура трагическая.

В нем чувствуется бунт, он отличен от всех, начиная с описания черепа: «точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв». Противоречивость натуры, также как и бунтарство, проявляется внешне: «Двоилось также и лицо Иуды: одна сторона его … была живая, подвижная», другая  - «мертвенно-гладкая, плоская и застывшая». Иуда – это совокупность хорошего и плохого, доброго и злого, хитрого и наивного, разумного и глупого, любви и ненависти. Описание внешности, поступков Иуды, его мыслей, его постоянная ложь, как единственный способ общения в мире, построенном на обмане и пороках, и презрительные отзывы о людях – все поначалу вызывает негативное отношение к нему. Но постепенно появляется жалость («Никто не любит бедного Иуду»), сомнения: «А так уж ли плох Иуда?» Он умнее многих, его высказывания точны и ярки, ученики Христа советуются с ним. Иуда преклоняется перед Иисусом, скептик, никому не веривший, он без колебаний признал его лучшим из людей, принял  и полюбил, но при этом понимая, что люди несовершенны. Иуда ненавидит людей за их несовершенство, порочность, он хотел бы, чтобы люди изменились, но понимает, что это никогда не произойдет, поэтому Искариот не приемлет всеобъемлющей любви Христа ко всем – и грешным, и безгрешным. По мнению Иуды, мир людей недостоин ни любви, ни жертвы, ни прощения.

  Иуда из Кариота любит Иисуса, предан ему, готов отдать жизнь за него, но его правда противоположна правде Иисуса. Может быть именно поэтому Иисус выбрал Иуду, чтобы объяснить, доказать, что цель не оправдывает средства. Иуда солгал, чтобы спасти жизнь учителя, когда их хотели побить камнями. Он ждал похвалы, но увидел лишь гнев Иисуса.

Искариот победил в честном соревновании, сбросив самый большой камень с обрыва. «Все хвалили Иуду, … но Иисус и на этот раз не захотел похвалить Иуду. Молча шел он впереди … И в скором времени … Иуда-победитель … один плелся сзади, глотая пыль».

Иисус пытается объяснить Иуде свое отношение к нему, к его поступкам с помощью притчи. Иуда понимает, что Иисус никогда не согласится с его взглядом на жизнь. Христос ни при каких обстоятельствах не может признать ложь, даже во спасение, потому что он пришел в этот мир, чтобы духовно совершенствовать человечество. Всепрощающая любовь чужда, непонятна Искариоту, он убежден, что Иисус просто не разбирается в людях. Он мечтает, чтобы и ученики, и народ осознали – кто перед ними, что Христос – лучший из всех, чтобы встали на его защиту, и тогда придет долгожданное время перемен. «Почему он не любит меня? – с тоской и гневом восклицает Иуда, - Почему он любит тех?…» Иуда не может понять истину Христа, но изо всех сил пытается это сделать, предаваясь часами в одиночестве мучительным раздумьям. Иуда с горьким удовлетворением отмечает лишь пороки человеческие, Иисус пытается пробудить в людях их лучшие качества. Иуда понимает, что жить так, как живет Иисус, в этом мире невозможно. («Христу нет места на земле» - писал М. Горький о князе Мышкине.)

«… Я дал бы ему Иуду, смелого, прекрасного Иуду! А теперь он погибнет, и вместе с ним погибнет и Иуда». Искариот делает еще одну попытку «раскрыть глаза» Иисусу и таким образом спасти Его: провоцирует конфликт с учениками – на глазах у Фомы крадет из общей кассы несколько динариев. Ученики возмущены, Петр разгневан. Иисус молчит.

Способны ли следовать Его заповедям самые верные и преданные Его ученики? «Когда дует сильный ветер, - говорит Иуда Фоме, - он поднимает сор … Вот встретил он стену и тихо лег у подножия ее, а ветер летит дальше». Иуда считает, что лишь слова Иисуса успокоили Его учеников, но это не их выбор. И поэтому он снова не признает правоты Иисуса. Сомнения, страх, неверие в возможность жизни согласно учению Христа – это то, что накопилось на душе Искариота.

  Так Иуда подходит к последнему аргументу в своем споре с Иисусом – предательству. «… одной рукой предавая Иисуса, другой рукой Иуда старательно искал расстроить свои собственные планы. Он не отговаривал Иисуса от опасного путешествия в Иерусалим… Но настойчиво и упорно предупреждал он об опасности… Каждый день и каждый час говорил он об этом». Иуда предает Христа и страдает вместе с ним: «Ах, больно, очень больно, сыночек мой». Видя страдания того, кого любил больше жизни, не имея сил оставаться в стороне, Иуда, кривляясь и унижаясь, пытается вымолить спасение Христа у Пилата. Иуда любит Христа и свое любовью поднимает Его на крест. Он надеется, что ученики встанут на защиту Его, что Синедрион поймет, кого приговаривает к смерти, что люди спасут того, кто пришел спасти их, и не верит в это. Он слишком хорошо понимает, что люди ленивы и малодушны, что люди недостойны Сына Божия, и любить их не за что. Иуда, циник и изгой, единственный, кто доказал свою любовь и преданность, он единственный имеет право сидеть рядом с Ним в Царствии Небесном, а затем, воскреснув, вернуться на Землю. Так думает Иуда.

  «… Ты слышишь, Иисус? Теперь ты мне поверишь? Я иду к тебе. Я очень устал… Но, может быть, ты и там будешь сердиться на Иуду из Кариота? И не поверишь? И в ад пошлешь? Ну что же! Я пойду и в ад! И на огне твоего ада я буду ковать железо и разрушу твое небо. Хорошо? Тогда ты поверишь мне?» «Так встреть же меня ласково, я очень устал, Иисус».

  Трагедия сильной страдающей личности и циника, любящего Христа, но не способного принять Его учение. Предательство ничего не изменило: в Синедрионе знали, кого распяли, ученики продолжили дело Его, опровергая определение Иуды «сор, поднятый ветром». 

  О духовном совершенствовании людей думал Иисус, об изменении существующего порядка вещей мечтал Иуда. Дух сомнения связан с образом Иуды из Кариота. Христос не скрывает истину, надо лишь понять и поверить, то, что не смог сделать Иуда.

  «Я … не люблю Христа и христианство, оптимизм – противная, насквозь фальшивая выдумка», - говорил Л. Андреев М. Горькому. Андреев считал, что явление Христа было никому не нужно, так как природу человека никому не изменить. И Иуда, в отличие от  остальных учеников Христа, понимал это, но, в отличие от сидящих в Синедрионе, он оказался способен полюбить чистоту и доброту Иисуса Христа. 

Мысли автор о недопустимости смертной казни, о невозможности знания человеком часа своей смерти наиболее законченно выразились в главе «в час дня, ваше превосходительство», в которой царскому сановнику сообщают готовящегося на него покушения.

Толстому этот рассказ показался психологически неубедительным, ему была чужда и непонятна андреевская стилевая манера. «Отвратительно» Фальш на каждом шагу» пишет о таком предмете, как смерть, повешение, и так фальшиво!..» «такие темы как свидание приговоренного с матерью, за которые и большой писатель не сразу взялся бы, и прямо набор слов, самый смелый, бессовестный…» однако революционеров Морозов и Стародворский, пережившие ожидание смертной казни, замененной им потом пожизненным заключением нашли, что Л. Анреев в целом верно передал психологию приговоренных.

47. Своеобразие сатиры А. Платонова

Цель сатиры — вскрыть сущность явления, противоречащую его внешнему облику, подчеркнуть внутреннюю слабость, несостоятельность, вредность и другие замаскированные специально или обычно не замечаемые недостатки. Для сатиры типично прямое и резкое выражение тенденции, взглядов писателя, многие ее произведения публицистичны, отражают конкретные общественно-политические события современности. Такой публицистичностью обладает и проза А. П. Платонова.

Одним из первых сатирических произведений писателя стала повесть "Город Градов".

*в городе градов герои не покоряли природу, а осваивали канцелярию. Государственный человк Шмаков создал труд «принципы обезличивания человека с целью перерождения его в абсолютного гражданина». Истинный гражданин, по шмакову, должен потерять индивидуальность, а природа – «худший враг порядка и гармонии», потому что не поддается никаким циркулярам. «город градов» печатался с купюрами и искажениями. Его причисляли к антибюрократическим произведениям, упрощая глубинный смысл книги, которая выявляла не злоупотребления чиновников, а посягала на идею государства, в котором «бумажка» сильнее человека, а «порядок» важнее сути.*

Повесть начинается описанием города: "Героев город не имел, безропотно и единогласно принимая резолюции по мировым вопросам", "...сколько ни давали денег ветхой, растрепанной бандитами и заросшей лопухами губернии, ничего замечательного не выходило". В этот город приезжает Иван Шмаков, чтобы "врасти в губернские дела и освежить их здравым смыслом". Он начинает писать труд "Записки государственного человека", который затем хочет переименовать — "Советизация как начало гармонизации вселенной". А умирает Иван "от истощения сил на большом социально-философском труде: "Принципы обезличения человека, с целью перерождения в абсолютного гражданина с законно упорядоченными поступками на каждый миг бытия".

Своеобразие платоновской сатиры заключается в том, что Шмаков, главный философ, создающий концепцию бюрократизма, выполняет двойную функцию: с одной стороны, он — воинствующий бюрократ, с другой — именно он является главным разоблачителем существующего порядка. Шмакова одолевают сомнения, и в его голове рождается "преступная мысль": "Не есть ли сам закон или другое установление — нарушение живого тела вселенной, трепещущей в своих противоречиях и так достигающей всецелой гармонии?" Ему же Платонов доверяет произнести разоблачающую речь обюрократах: "Кто мы такие? Мы за-ме-сти-те-ли пролетариев! Стало быть, к примеру, я есть заместитель революционера и хозяина! Чувствуете мудрость? Все замещено! Все стало подложным! Все не настоящее, а суррогат!" В этих словах — вся сила платоновской сатиры: с одной стороны, как бы апология бюрократизма, а с другой — простая мысль о том, что власти у пролетариев нет, а есть только у его "заместителей". Бормотов, практик-бюрократ с большим стажем, убежденно заявляет: "Уничтожьте бюрократизм — станет беззаконие", потому что прекрасно понимает, что бюрократизм в принципе неуничтожим, поскольку бюрократы — надежная опора власти. И вот эта мысль особенно дорога Шмакову: "Канцелярия является главной силой, преобразующей мир прочных стихий в мир закона и благородства".

В повести "Город Градов" Платонов открывает, по словам исследователя Л. Шубина, специфичную "градовскую школу философии", которая раскрывается особым языком, на котором только и возможно писать о том, о чем он пишет. Это язык всепроникающей иронии, перефразировка шаблонов, которые отражают всю узость и тупость мышления градовских философов и практиков бюрократизма. Причем речь персонажей невозможно передать на нормированном языке, потому что при этом неизбежно потеряется весь смысл "выражения".

Платонов предстает как мастер языковой характеристики персонажей, как главных, так и второстепенных. Ему достаточно двух-трех реплик, чтобы перед нами возник яркий образ. Примером может служить выразительная речь счетовода Смачнева. "Ничто меня не берет, — с гордостью заявляет Смачнев, — ни музыка, ни пение, ни вера — а водка меня берет! Значит, душа у меня такая твердая, только ядовитое вещество она одобряет... Ничего духовного я не признаю, то — буржуазный обман". Город Градов населяют сплошь "твердые души". Они создают и отстаивают свою философию жизни, выражая представление о ее ценностях. И снова речь отражает низкий, примитивный уровень развития: "любимые братья в революции", " противоречивые утомленные глаза", "сиречь для всякого героя есть своя стерва", "в сердце моем дышит орел, а в голове сияет звезда гармонии". Показательным является и тот факт, что в городе Градове практически отсутствуют пейзажи. Иначе и быть не может, ведь природа, по мысли "главного идеолога" Шмакова, — "самый худший враг порядка и гармонии... Всегда в ней что-то случается..."

Котлован - *рытье ямы под фундамент будущего коллективного дома-дворца выжимало все жизненные соки из участников этого «действа». До создания фундамента дело не дошло, а котлован стал могилой для девочки Насти, символизировавшей будущее. Все любили Настю, но каждый «непрерывно думал о сплошной коллективизации» и не нашел минуты, чтобы навестить ребенка. Так общие идеи вновь приходили в противоречие с отношениями к частному человеку, и страдание ребенка не принималось как цена гармонии.

Не жизнь, но смерть венчала нечеловеческие коллективные усилия. «Котлован» прочитывался не просто как жуткое сновидение об утопическом идеале, но и как реальная хроника его разрушения. Изнурительная работа, изображенная в произведении, ничуть не напоминала труд свободных людей, то «царство сознания», которое ожидалось с приходом новой жизни.

В «котловане» показ труда пролетариата давался параллельно с Революцией в деревне, с уничтожением классового врага – «деревенских пней капитализма». И здесь идею писатель проверял итогом. А когда в итоге лишь смерть, гробу, уничтожение, - основательные сомнения вызывала и сама идея.*

Оригинальный, меткий язык становится основным средством сатиры и в повести "Котлован", где вниманию читателей Платонов представляет страшную картину мира. Закладывается основание огромного Дома для трудящихся, спроектированного инженером Прушевским. Идут изнурительные работы, которые Платонов описывает с устрашающим реализмом. Но когда эти работы закончены, у руководства стройки появляется "гениальная" идея: вырыть котлован "в четыре — в шесть раз" больше. И, несмотря на абсурдность такой затеи, работы продолжаются. Бессмысленный гигантский труд превращается в страшное наказание.

Действие повести перемещается в близлежащую деревню, где организуется колхоз имени Генеральной линии. Там есть Оргдвор и Оргдом. Все, что происходит в деревушке, настолько жестоко и абсурдно, что о напечатании повести (авторская датировка "Котлована" — декабрь 1929 — апрель 1930) не могло быть и речи, Платонов это понимал, тем не менее, говорил и писал все, что хотел донести до читателя. Поступки героев и события, описываемые в повести, приобретают апокалипсический смысл. Например, идея ликвидировать кулачество как класс, посадив кулаков на плот и отправив их, словно по Лете, в море, — и "вот уже кулацкий речной эшелон начал заходить на повороте за береговой кустарник ". Этот "плот" как символ не менее страшен, чем " котлован ",

В повести Платонова остро поставлены многие злободневные вопросы, связанные с эпохой индустриализации и коллективизации в Стране Советов. Гигантомания и темпы роста действительно захватили тогда весь государственный организм. Строить новое, стирая с лица земли старое наследие, в начале 30-х годов было самой актуальной задачей. Но символ Котлована приобретает в повести Платонова еще и универсальный смысл: если "общепролетарский дом", который должен быть построен ценой неимоверных человеческих усилий, просто утопия, то Котлован — реальность. Котлован — это бездна, пропасть, бездонная яма, в которую падают и падают люди; он бесконечен, он — непрекращающийся процесс поглощения. Символически звучит фраза о мужиках: "бедные и средние мужики", которые пришли из деревни "зачисляться в пролетариат", "работали с таким усердием, будто хотели спастись навеки в пропасти котлована".

Язык повести разоблачает действительность не в меньшей мере, чем происходящие в ней события. Это язык жестокой, мрачной сатиры. В повести нет ни одной темы, о которой не было бы сказано на этом особом, пронзительном языке. Так, например, счастливое будущее воплощается в образе "прочного общепролетарского дома", "из высоких окон" которого "будущий человек будет спокойно глядеть в простертый, ждущий его мир" и "бросать крошки из окон живущим снаружи птицам". Платонов намеренно деформирует устойчивые стереотипы революционной эпохи и того времени, которое описано в повести, когда обессмысливается любая попытка выразить себя или развернуть идеи и принципы: "Вощев лежал в сухом напряжении сознательности", "стоял и думал среди производства", "уроду империализма никогда не достанутся социалистические дети", "каждый существовал без всякого излишка жизни", "ты не переживешь вещества существования", "мешок, куда собирали Для памяти и отмщения всякую безвестность", и т. д.

Писатель деформирует и искажает не только официальную, но и бытовую речь персонажей. Наиболее показательным в этом смысле можно считать образ "активного" строителя "общепролетарского дома" Сафронова, имеющего "вежливо-сознательное лицо" и улыбку "загадочного разума".

Сафронов редко задумывается о смысле жизни. Он всецело доверяет партийным лозунгам и призывам, летящим из репродуктора, даже самым абсурдным ("Товарищи, мы должны мобилизовать крапиву на фронт социалистического строительства", "Мы должны обрезать хвосты и гривы у лошадей"), и сожалеет лишь о том, "что он не может говорить обратно в трубу, дабы там слышно было об его чувстве активности, готовности на стрижку лошадей и о счастье". "Единогласная душа" — называет его Жачев. Речь Сафронова сплошь состоит из неумело состыкованных штампов: "Ты, товарищ Чиклин, пока воздержись от своей декларации. Вопрос встал принципиально: и его надо класть обратно по всей теории чувств и массового психоза..." Он произносит развернутые поучительные монологи, где просторечие удивительным образом уживается с политической, деловой и научной лексикой: "У кого в штанах лежит билет партии, тому надо беспрерывно заботиться, чтобы в тебе был энтузиазм труда. Вызываю вас, товарищ Вощев, соревноваться на высшее счастье настроенья". Постепенно Сафронов присваивает себе право высказываться от лица всей артели, пытается формулировать общие мысли.

Например, с появлением на котловане девочки Насти, которую все, и сам Сафронов, воспринимают как "элемент будущего", как грядущее счастливое поколение, он так определяет всеобще чувство: "Товарищи!.. Перед нами лежит без сознанья фактически житель социализма. Из радио и прочего культурного материала мы слышим лишь линию, а щупать нечего. А тут покоится вещество сознания и целевая установка партии — маленький человек, предназначенный стоять всемирным элементом! Ради того нам необходимо как можно внезапней закончить котлован, чтобы скорей произошел дом, и детский персонал огражден был от ветра и простуды каменной стеной".

Иосиф Бродский под впечатлением от прочитанного написал в предисловии к повести, что "первое, что следовало бы сделать, закрыв данную книгу, это отменить существующий миропорядок и объявить новое время". Самого же Платонова, по его мнению, "следовало бы признать первым сюрреалистом ". Особенно поразил Бродского язык "Котлована": Платонов "сам подчинил себя языку эпохи, увидев в нем такие бездны, заглянув в которые однажды, он уже более не мог скользить по литературной поверхности". Язык Платонова воссоздать нельзя, потому что этот язык, "компрометирующий время, пространство, самую жизнь и смерть...", "непереводим".

Исследователями творчества Платонова "Котлован" (как и другие произведения, в которых он прибегает к беспощадной сатире) прочитывается в разных контекстах. Но все они сходятся на том, что писатель всегда точно знал, кого он защищает и чью сторону принимает, и всегда виртуозно подбирал для утверждения своей точки зрения выразительные средства. Об этом свидетельствуют слова самого Платонова, сказанные им о сатире: "И сатира должна обладать зубами и когтями, ее плуг должен глубоко пахать почву, чтобы на ней вырос впоследствии хлеб нашей жизни, а не гладить бурьян по поверхности. Сатира должна остаться великим искусством ума и гневного сердца, любовью к истинному человеку и его защитой".

48. Философская проблематика произведений Л. Леонова

В творчестве писателя нашли отражения и такие глобальные по своему масштабу события, как Великая Октябрьская социалистическая революция и Вторая мировая война, а также такое явление XX века, как научно-техническая революция и проблема сохранения природных богатств для будущего поколения. Наибольший интерес вызывает романное творчество писателя. По мнению литературных критиков, романы Леонова – «энциклопедия русской жизни» двадцатого столетия, где достаточно полно и четко отражена собственная позиция художника слова, дана оценка общественно-политического и культурного движения в стране, отмечены противоречивые жизненные процессы, концентрированны научные оценки прошлого, настоящего и будущего человечества; отражены взаимодействия классов и сословий; воссоздана жизнь народа в ее различных проявлениях; нарисованы герои и антигерои, отразившие Леоновскую жизненную позицию и его критерии нравственности и гуманизма.

Роман «Русский лес» по праву считается одним из лучших в послевоенной русской литературе. Это итог глубочайших размышлений писателя не только о сохранении природы, о судьбах народа и Родины, но и о жизни человечества. Главная тема романа – тема родины и ее природы, а основная сюжетная линия – спор ученых – лесоводов Вихрова и Грацианского о судьбе русского леса.

Отношение к природе, в том числе и поэтическое, - категория мировоззренческая, поэтому тему « Человек и природа» в своих произведениях рассматривают чаще писатели – философы.

«Своеобразное творчество Леонова заключается в его философической направлености, в стремлении осмыслить кардинальные вопросы бытия с позиции художника XX века. Писателя влечет нераскрытая тайна человека, его природы, назначения, смысла развития, положения на координатах вселенной. Человек в окружающем мире – сердцевина его духовных исканий, источник неустанных и мучительных раздумий».[9]

В оценке взаимоотношений человека и природы существуют две полярные точки зрения. Сторонники первой считают, что человек – центр мироздания, венец природы. Под влиянием этой теории люди на протяжении многих веков покоряли природу, пытаясь ее подчинить себе, стремились управлять ею. Человечество безотчетно уничтожало лесные массивы, меняло русла рек, осушало болота, убивало зверей и птиц, создавало искусственные водоемы, не задумываясь о последствиях содеянного. Все это совершалось под лозунгом: «нельзя ждать милостей о природы, взять их у нее – наша задача». Эта неравная и бесполезная борьба человека с природой продолжалась до тех пор, пока еще передовые люди на основе научных знаний и практики не поняли, не осознали губительность потребительского отношения человека к окружающей среде. Они призывали людей изменить свой взгляд на природу и ее богатства. Другая точка зрения находится в оппозиции относительно первой. Ее сторонники стараются внушить людям, что если природа создала человека, то он не может быть ни ее повелитель лес, ни ее рабом. Человек – дитя природы, которое живет и развивается вместе со своей матерью.

Л. Леонов на протяжении всего творчества выступал за гуманное отношение к природе. Леониду Максимовичу была близка мысль о том, что человек – мера всех вещей, цель развития цивилизации. Л. Леонов всегда осуждал тех людей, которые к окружающей среде относились с потребительской точки зрения, он призывал современников к более бережному отношению к природе, боролся за пересмотр старой точки зрения на лес как на нечто бездонное и дарливое, указывал на необходимость сохранения всех видов казны, «лесной в том числе».

Здесь мотив матери природы и окружающей человека следы занял одно из центральных мест, выступив главным идею образующим фактором, двигателем основных сюжетных линий произведения. Многообразные человеческие характеры, развитие сюжета, основные конфликты романа «Русский лес» сведены к центральной проблеме Человек и природа. На переднем плане романа – интеллигенту – ученный Вихров и Грацианский друзья – враги.. группа образов представленная Вихровым и его последователями, развивается по восходящей линии. Другая – Гацианский и его вертодоксы – противостоят первой. Между ученными шел давний спор об отношении к «Зеленному другу», спор горячий и непримиримый. Критериями оценки поступков персонажей является их отношение к лесу

Лекция о лесе удивительно ярко передает характер Вихрова. Именно здесь он раскрыл свои мысли, цель своей жизни, доказал свою правоту и глубокое знание реальной обстановки в лесном хозяйстве не только России, но и многих зарубежных стран. Неслучайно именно эта лекция совершила перелом в Полинином мнении об отце, которого она до того веря наговорам Грацианского, подозревала во вредительстве. Прослушав вихровскую песнь о русском лесе, Поля поняла, что только человек, любящий свою родину мог так знать и оберегать ее богатства. Девушка почувствовала облегчение от давившей ее столько времени тяжести подозрений, чутьем своего юного сердца поняла она отцовскую правоту.

Иван Вехров – живая память народа, его история и будущее. Он понимает необходимость увидеть и почувствовать все что скопилось в русской душе. Герой и автор уверенны: нельзя ошибаться в том что народ чувствует.

В романе все в борьбе: много лет длилась борьба между крупным ученым – лесоводом Вихровым и профессором Грацианеским, деятелем поразительной многосторонности и поразительной бесплодности. Грацианский писал огромные критические статьи на публикации Вихрова. С Удивительной настойчивостью Иван Матвеевич проводит мысль о том, что необходимо рубку сопостовлять с ежегодным приростом леса. Нужно покончить твердит Вихров, со взглядом на лес как на строительный материал и дрова. Лес – «зеленый друг» человека, он поддерживает климат, способствует поднятию урожаев, бездумное использование лесных ресурсов приведет к неизбежному оскуднению природных богатств Родины. Кроме того, и будущему поколению мы должны оставить не меньше, чем получили сами. В вихровских взглядах ощущается и мнение народное и идеи прогресивных ученных – лесоводов. Но специалисту по нахождению «корня зла» Грацианскому важно одно: «Взгляды Вихрова не соответствуют требованию «момента»».

Спор ученых – лесоводов Грацианского и Вихрова, продолжавшийся всю жизнь, достиг своей кульминации на заседании ученого совета лесохозяйственного института, где Иван Матвеевич выступал с научным докладом. Здесь же выступали его оппоненты - вертодоксы Грацианского – над которыми автор уже иронизирует, дав им нарицательные фамилии.

Конфликт Вихрова и Грацианского в романе не является только личным конфликтом двух ученных, он отражает жесткую борьбу в развитии науки и имеет огромный идейный смысл. Если Вихрова на протяжении всей жизни читатель наблюдает или в лоне природы, или в борьбе за русский лес, что ассоциируется с его любовью к родной стране, то о любви к Родине Грацианского говорится весьма скептически: «Грицианский просто недолюбливает лес, а пожалуй свою страну заодно… Грицианский возможно и любил Россию, только и без радостного озарения, без молчиливой готовности простится с жизнью ради нее, как это свойственно тем, кто создает повседневные ценности своего отечества»(250).

К примеру, где описано состояние фашиста – пулеметчика находящегося ночью около неприветливого русского леса. Фашизм по своей сути антигумманистичен, поэтому ему не свойственны высшие этические ценности. Природа не может поощрять завоевания, порабощения, а немецкий пулеметчик не видит красоты русского леса: «можно было легко представить себе человека у огневой амбразура, который, не целясь, расстреливая свое ночное видение и никак не мог попасть и – как ему было жутко здесь, в гигантском непричесанном русском лесу, и какие унывные вдовьи голоса, словно при погребенье слышалась ему в переплеске ветвей и свисте верхового ветра, и каким настороженным, на границе безумии чутьем нагадало присутствии постороннего существа, которые вдалеке и внешне почти безучастно переживала его истерика, как пережидает под деревом мимолетную грозу» (520). Фашист испытывает жуткий страх, поэтому природа неродное для него

Философское содержание «Русского леса» становится ясным и доступным простому человеку и по причине того, что Леонов мастерски использует пейзаж, где природа выступает в роли главного героя произведения. Проблема «Человека и природы» не была бы раскрыта так глубоко, эмоционально и многогранно не имел бы такого воздействия на читателя, если бы писатель на использовал эту функцию описания природы.

Природа – символический герой произведения. Этот образ – символ резко распределяет героев романа по разным сторонам нравственной границы: хамски разнузданный промышленник Кнышев, барыня Сапегина, маклер Золотухин и сам Грацианский – и противостоящий им мудрый старец Калина, профессор Вихров, его приемный сын Сергей, Поля… По отношению к любящим лес героям природа выступает то другом и товарищем, то помощником в повседневной жизни людей, то строгим наставником и советчиком. «Не впервой русскому лесу стоять с нами плечом к плечу в труде и ратной сече…». (289). Вихров доказывает в своей лекции необходимость более бережного отношения к природе, но это не значит, что профессор совсем отказывается от трубки леса, он сравнивает работу лесника с профессией хирурга: скальпель нужно использовать обдуманно. Так и все то, что дает людям лес «повышает человеческую ответственность перед живым, зеленым существом, не спрятанным в земляной блиндаж…» (290). Лес нужно рубить вовремя, иначе он начинает умирать: «Источенные жуком, подпаленные молнией мертвецы стоят там в моховых погребальных шубах, опершись на плечи живых и путнику приходится в рукопашную прорываться сквозь валеж и комариные облака, как в старадавние годы». (290). Лес будто превратился в кладбище, пейзаж нагнетает страх. Здесь нет слов «лес» или «деревья», только слово «мертвецы», но мы ясно понимаем, что речь идет о лесе не просто в качестве неприглядного пейзажа, но и о героях произведения, который прожил свою жизнь бесцельно зря и умирает не принеся никому пользы.  

Издревле лес был защитником русских людей. Он стоял непреступным заслоном против «раскаленной человеческой лавы», которая устремлялась на наши земли, это он, будто сказочный богатырь, защищал людей от немецко-фашистских захватчиков во время Великой Отечественной Войны.

Как надежному другу, поверяет Поля русскому лесу свои надежды, от него ждет сочувствия и помощи. В пейзажах Леонова чувства Поли отражены с той верой в реальность переживаний природы, разделяющей с человеком его горести и радости, которые так пленяют в народном творчестве. Л. М. Леонов в романе «Русский лес» освещает проблему «Человек и природа» многогранно. она решается в социально экономическом и морально этническом и философском планах.

Таким образом, мотив леса играет самую важную роль в раскрытии характеров, разрешении конфликтов. Образ леса, несет в себе символ Родины и его будущего. Роман ценен тем, что на его страницах новаторски освящены вопросы взаимодействия человека и природы, играющие исключительную роль в повседневной материально-практической деятельности людей. Одна из важнейших тем «Русского леса» - природоохранительная. Леонов поднимет вопрос гуманистического отношения к природе, борется за рациональное использование природных богатств. Природа Л. Леонова стала одновременно и средой, где обитают герои и участником событий. Образ природы персонифицирован.

Страница 67 из 642« Первая...102030...6566676869...8090100...Последняя »